Есенин Сергей
О ЕСЕНИНЕ
О нём, как о горьком чуде
Печальной струной – строка.
Но плакали всё же люди,
Не рощи и не луга.
Ушли в адвокаты судьи.
И тризна была, как встарь.
И плакали всё же люди.
И душу студил январь.
А после весною ясной
Была не от ветра дрожь:
Луга говорили:
“Здравствуй.
Мы ждали, что ты придёшь”.
* * *
Есенина вы сунули в петлю
И вынули, цветов швырнув немножко.
А я ему шепчу:
“Люблю… Люблю…” –
В забитое и чёрное окошко.
* * *
«Жить надо проще», - Сергей Есенин
Когда-то это вдруг написал
И задохнулся в житейской пене
Средь помутневших кривых зеркал.
ТАЙНА ЕСЕНИНСКОЙ СМЕРТИ
Тайна есенинской смерти –
Как непроглядная ночь;
Жить бы и жить бы на свете,
Тьму бы строкой перемочь!
Что-то промчалось, умчалось
И вообще не сбылось;
Вот она – злая усталость
С прядью седою волос.
Хлеб этот ядом посолен,
И не кончается яд;
Вот она – горькая доля,
Звёзды роняющий взгляд!
Ночью бы этой печальной
Как бы не встретиться с ним.
Страшная тёмная тайна
Вновь за окошком моим.
ПОХОРОНЫ ЕСЕНИНА
«Под ногами хлюпал талый снег», -
Так сестра Есенина писала.
Вьюга, нет, она не бушевала;
Где-то раздавался даже смех.
Брата так Ваганьково встречало;
Раньше, правда, Пушкин повстречал –
Бронзовый… начало всех начал,
А живого сердце - запоздало.
Да воскресший разве бы помог?
И его б не раз ещё убили.
… Всюду горя злого изобилье!
От поэта остаётся вздох,
В горле ком… да ком ещё на гроб.
Да ещё таких десятки троп...
ПОМИНАНЬЕ ЕСЕНИНА
Ширяевца в Твери Есенин вспомнил,
Вернее, со слезами помянул;
И зал его, конечно, в этом понял,
И тоже кое-кто слезой блеснул.
.. Не поняли потом в Твери другое -
Здесь не понять, конечно, ничего:
Сергея смерть. Безудержное горе –
Поминки по друзьям. И – без него…
* * *
Не жил Есенин в «Англетере»!
Не мог он в мраке долго жить.
Он жил в своей небесной сфере;
Её уж вам не сокрушить.
И если вы его убили
На этой жизненной войне, -
От смерти в звёздной вышине
Он ускакал не на кобыле,
Но вновь на розовом коне.
«ГЛУПОЕ СЧАСТЬЕ»
Вот оно, «глупое счастье», -
То, что Есенин назвал,
Глупо смеркаясь в ненастье –
В том, чем хмелел весь подвал
Герцена д`ома, где страсти
Правили муторный бал.
…И вам Маяковский не дал
Прикуривать… экий вандал!
Да, может, завистник отчасти?
Вот оно, глупое счастье, -
Там, где Есенин стоит –
Медный! Затейливый вид!
Я говорю ему: «Здрасьте!
Может, однако, вернём?..»
… Трезвость, увы, за углом.
* * *
Есенин врезал времени по скулам!
И не зажил с тех пор ещё синяк.
И до сих пор оно ещё сутуло.
А он спасти хотел его… Чудак!
* * *
Мечтал журнал Есенин основать.
Сгубили. Опорочили. Не дали.
Остались сожаленье и тетрадь.
Я в этом напечатаюсь журнале!
* * *
Мне жить нисколечко не радужно
Среди плевков, доносов, рыл.
Вы и есенинские ландыши
Топтали в сто бесовских сил.
… Я у Сергея Александровича
На этом свете погостил.
* * *
Есенин столько мне сказал,
Что стал огнём мороз по коже.
И свет в окошке показал,
На тополь золотой похожий.
* * *
Есенин молвил мне: «Держись,
О, витязь глупый, неуёмный!»
И мысль мою направил ввысь.
И разъяснил, ч т о значит жизнь:
Конь розовый зари бездомной.
«Сумеешь оседлать – берись»
… Конь ржал раскатом дальним грома.
С ним рядом звёздочки паслись.
* * *
Я не боец: стенаю я во сне,
Пишу стихи, порой шепчу молитву:
На розовом есенинском коне
Лишь можно петь, но не стремиться в битву.
* * *
Есенин разбился о камень
Тупых непонятных сердец.
Но он не разбился о память!
В ней жить ему не надоест
ПАМЯТИ ЕСЕНИНА
28 ДЕКАБРЯ 2005 ГОДА
Ты восемьдесят лет назад погиб!
У времени такой преклонный возраст.
Все эти годы за тебя боролись!
Теперь остался только жалкий всхлип…
ОКНО ЕСЕНИНА
Ах, дождь! Стучит по окнам и стучит,
И мир, конечно, делает моложе,
И нет Сергею лучшей из защит
От суеты; её и знать негоже.
Из увлечений – жизнь; и – не стара:
Цветёт, поёт; и в этом – не обуза.
И, не ревнуя, говорит: - Пора! –
Обняв его родные плечи, Муза.
ДВА ЦВЕТА
Голубизна и синева –
Ах, упоительных два цвета.
Ах, как лазоревы слова,
Что остаются без ответа.
И золотая голова,
Как солнце, светится над ними,
И жизнь участием права,
Храня есенинское имя.
Ах, эта утренняя высь,
Вошедшие в родные очи.
И в синих брызгах смотрит жизнь,
И поцелуя с`ердца хочет.
* * *
Живёт Есенин. Время тикает.
Он весь в движении, в ходу;
А за спиною лошадь фыркает
На том лучистом поводу.
* * *
На закате – облако багряное:
Голова Есенина с глазами –
Чистыми, иссиня голубыми.
Вновь над Русью слёзы заблестят.
* * *
Тоска Есенина Россию
Сейчас, как реку, очищает
От тёмных- выбросов злодейства
И растворяющейся лжи.
* * *
Одичали-озверели!
Каждый – раб, обманщик, тать.
На есенинской свирели
Вам уж больше не сыграть.
СОНЕТ ЕСЕНИНУ
Сергей Александрович, вас
Я снова с горчинкою вспомню…
За что мне такое? За что мне?
Я в вашей кончине увяз!
Нелепое “творчество масс”,
Вас вновь осудив, рассуждает.
О! Эта махина задавит
Любой очарованный час!
Она вам давала вина,
А радость и свет – отбирала.
И пошлых стихов имена
Есенинскими называла.
“Начать бы, начать бы сначала…” –
Вы шепчете в памяти сна.
* * *
Коротка есенинская жизнь –
Оборвалось хрупкое сердечко.
О душе поэта помолись –
И поймёшь, что жизнь поэта – весна.
* * *
Убит Есенин.
Есть на свете Штубов! –
Так звать меня, и очень я грущу.
Я – отомщу!
Я крупно отомщу!
Но я в ночи кусаю жалко губы
И – восклицаю это!
И – молчу…
ЕСЕНИНУ ОТ МЕНЯ
Мы видимся через решётку строк;
И сквозь неё не думаем проститься.
… Сергей, Сергей! А мир не так жесток,
Коль на прогулку выпустил страницы.
* * *
За романом читаю роман
О тебе. Пожимаю плечами:
Ну, за что мне глухими ночами
Из обмана скитаться в обман?
Покачаю слегка головой:
Что придумала подлая шатья!
… Правда главная в том, что живой!
Мысль теплеет от рукопожатья.
* * *
Ну, хорошо! Я тоже в мир пришёл
И посвящал стихи коровам, зорям;
Но вот себя в нём как-то не нашёл,
Хотя сражался неуклюже с горем.
И мне кричат опять: - Пошёл! Пошёл!
… Как этот мир бессовестно просторен!
ЕСЕНИН БЛОКА ПРОВОЖАЛ…
Есенин Блока провожал
Ещё с каким-то неким третьим;
Прошли и мостик, и вокзал;
Свистел по набережной ветер.
Он был уже почти чужим,
Не тем, протяжным и бессонным;
И слышался в нём новый гимн
Страны, затянутой в знамёна.
- Как в шуме музыка звучит, -
Блок говорил, - и надо слушать.
То старый мир по швам трещит!
То новый мир былое рушит.
Народов братство – это знак
Дерзаний революционных.
… «Двенадцати» был рядом шаг
У Блока в мыслях воспалённых.
Но впереди не шёл Христос.
Лишь стон: -- Подайте Христа ради…
И подошёл голодный пёс.
Есенин дал кусок, потом погладил.
- Ну вот, мы, кажется, дошли, -
Промолвил Блок и подал руку.
Сергей увидел издали
На окнах огненную м`уку.
…То ли хозяин свет зажёг,
Склонясь над «Соловьиным садом»?
То ль век окно его обжёг
Не подозрительным ли взглядом?
А может, это отблеск был
(Наитием хотя узнать бы!) –
Томов, что бедный люд спалил
В библиотеке той усадьбы.
ОБЪЯСНЕНИЯ БЛОКА ЕСЕНИНУ
Блок больше объяснял руками
Есенину, чем говорил;
И даже взмахивал местами,
И руки были вроде крыл.
Здесь было много светлой тайны –
Блок объяснял, а не пенял;
И ангельское трепетанье
Есенин мигом перенял.
Как хорошо тогда леталось!
Мечталось: «Не остановись…»
И даже, нет, не разбивалось
О слишком сумрачную жизнь.
СТИХОТВОРЕНИЕ БЛОКА
- Стихотворенье Блока светит мне, -
Сказал Есенин, лампы свет убавив.
… Звезда горела в чудной тишине;
Она мерцала даже и во сне,
Ну а потом в его бессмертной славе.
* * *
… Вот музы Блока и Есенина
По миру нищему бредут
И смотрят жалобно, растерянно –
Им ничего не подают
И говорят: «Не в вас спасение.
Определяйтесь во приют».
ЕСЕНИН И КЛЮЕВ В 1916-м
Угар войны. Есенин. Клюев.
И – вдохновенный Часослов.
И – дружеские поцелуи.
И вовсе нет убитых слов.
И эти странные поддёвки,
И слишком крупные кресты.
И – до Голгофы путь недолгий:
Осталось, право, три версты.
ЕСЕНИН И ПАСТЕРНАК
Есенина и Пастернака
Амбиции и неприязнь,
Непримиряющая драка,
Непонимания боязнь.
Никто не Моцарт, не Сальери –
Уже без туч одно окно,
Где каждому по высшей мере
Судьбой небесной воздано.
МАЯКОВСКИЙ И ЕСЕНИН
Маяковский и Есенин –
Зал, набитый до отказа;
Штабс-маляр, певец сирени;
Вздох… И – громовая фраза!
«Левый марш» унял рыданье.
Аплодировали руки
Миноносицы страданьям
Рядом с плачем бедной суки.
СПОР ЕСЕНИНА С МАЯКОВСКИМ
Хулиган с Молотобойцем,
Штабс-маляр с Оттенком чувств
Долго спорили геройски
До обид и до кощунств –
Кто первее в той эпохе,
Что обоих позвала.
… Рассудить их не смогла
И, вздохнув, сказала: -- Плохи
У меня самой дела.
ЕСЕНИН ПРОЛЁТОМ
Вот «песенно-есенинский провитязь»
На иноходце белом проскакал.
… Вы, Маяковский, горько удивитесь,
Что он унёс начало всех начал
«Чрез головы поэтов и правительств»,
Как это заявляли о себе.
… А вы стоите… Вы давно стоите!
И тяжело, наверное, судьбе
На пьедестале стынуть как придётся
И время, что воспели, потерять,
Глядеть вослед порывистому солнцу,
Что облако сумело оседлать.
ГОРЬКИЙ И ЕСЕНИН
Горького позвали «на Есенина».
Ну и как же было не пойти?
… Он взглянул на Горького рассеянно;
Чуть ли не сказал: мол, прочь с пути
Не словами, а глазами странными;
В них светилась не вражда, а суть.
Никакими алыми туманами
Было их уже не обмануть.
Горький слёзы добрые вымучивал
И платком их вытирал не раз:
Видел он и трезвого, и пьющего,
Но такого видел первый раз.
ЕСЕНИН И МЕЙЕРХОЛЬД
Словесное искусство в угоду театральному
Он никогда не станет, конечно, унижать;
И на подмостках тесно Есенину скандальному!
А что случится с пьесами – то не ему решать.
… Они, мол, не сценичные?
Да полно! Да о чём вы?
И нужен здесь не занавес, а яростный экран.
Ты, Мейерхольд, попробуй поставить «Пугачёва»,
Как сделать жизнь мужицкой пытался Емельян.
ЕСЕНИН И РУБЦОВ
«Последний поэт деревни»?
Но песнь подхватил Рубцов –
Просторней, ещё напевней!
Светлее, в конце, концов!
«Храни себя, Русь!» – воскликнул!
И в чести не оплошал;
Но мир ещё не привыкнул
К началу святых начал.
Ему это как заноза!
И даже как неуют.
… Крещенские жгут морозы!
Дыхания не дают!
Вновь искрою гаснет слово,
И тянет от боли рвать;
И – не исполать Рубцову,
А гибельная кровать.
И выпить ему не дали
Печаль пополам с зарёй,
И руки, что обнимали,
Сдавили гортань петлёй.
ГАГАРИН И ЕСЕНИН
“Далеко я, далеко заброшен,
Даже ближе кажется луна”, -
Прошептал Гагарин из окна,
Мир увидев звёздами заросший.
А Земля – дрожала в дымке сна,
Вздохом ускоряя даль вращенья.
И вошёл в корабль Сергей Есенин
И промолвил тихо: “Вот те на!
Ты меня нормально прочитал.
Из души твоей я увидал
Тот мирок, в котором жил и сгинул.
Но тебя он тоже не простит.
Ты ведь тоже вечности открыт.
Чтоб взлететь над ним, его покинул”.
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК – СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Двадцатый век – Сергей Есенин.
Не Маяковский, не Куприн.
А только он - рассвета сын
С такой несчастной, грустной тенью.
В нём – тень обиженных растений,
Порывы туч, движенье льдин,
И злато царственных мгновений.
Вместил такое он один!
Вмещали Бунин и Куприн
И снег, и свет, и злато тоже.
Но у Есенина – дороже!
Судьбину понял он один.
Его талант – мороз по коже
И очи неба через тын.
ДВА ВЕКА
Так мучиться, что и во сне кричать,
Терзая душу и роняя силы,
Не в силах жизнь грядущую начать,
А прежней жизни, видно, не хватило.
О! Что наделал сумасшедший тать,
Двадцатый век, бессовестно постылый!
Был предыдущий хоть и страшен – он
Всё ж Пушкина согрел предсмертный стон
И выгнал за кордон его убийцу;
А этот под иконой умереть
Есенину не дал; замучил ведь
И в Англетер с петлёй к нему явился.
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ ЕСЕНИНА
Он Эрлиху не посвящал
Глухое это «до свиданья»;
Он лишь душою воскричал
В любое доброе сознанье.
Качалось «Англетера» зданье –
Его трагический причал;
И Вал Девятый бушевал,
Срывая горькое дыханье.
«Журнал?.. Какой тебе журнал,
Рязанский солнечный нахал?... –
Чтоб снова крал мои минуты?... -
Вскричала смерть в печали лютой, -
Да будешь ты отныне мой –
Так примиришься со страной».
ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР
Тверской бульвар. Есенин. Пушкин.
Литературный институт.
Мой неосознанный маршрут.
Но горькой мыслью он нарушен:
Зачем опять блуждаю тут?
Каким я воздухом простужен?
И снова кашляю натужно…
Меня в больницу не возьмут.
В ответ Есенин промолчит,
А Пушкин – снегом прозвенит;
И снова чей-то мат на мате –
Такие горе, подлость, зло!
И в бронзе вам не повезло,
Мои родимые собратья…
ПУШКИН, МАЯКОВСКИЙ И ЕСЕНИН
После смерти нам стоять почти что рядом Вы на Пе, а я на Эм.
В. Маяковский
Нет, после смерти вы не рядом -
Хотя на Пе, хотя на Эм.
На Триумфальной веет адом
Крутых страстей и лживых тем.
На Пушкинской под грустным взглядом
Мигают звёзды всех систем –
Святых прозрений и поэм.
Здесь постоять – душе отрада.
Вот так Есенин здесь стоял –
Как Пушкин, и велик, и мал –
Пред девятнадцатым двадцатый –
Два века – вы почти что рядом:
В одной крови, в одной любви
Летят слова, как соловьи.
ЕСЕНИНСКИЕ ЗВУКИ
Когда до символа возрос
Сергей Есенин – стал живущим
То в доме золотистом тучи,
А то в шатре высоких звёзд.
То он бормочет не всерьёз
В костре крылатом и не жгущим,
То соловьём летит поющим
Средь белизны ночных берёз.
Трепещут чудные крыла,
Мерцают, плачутся в разлуке.
Его сознаньем даль светла:
Лучи и звуки – это руки:
Родное гладит он село.
Как в Константинове светло…
СТОГА ЕСЕНИНА
В Оке – десятки настроений.
Где берега – там и луга.
Ах, это здесь Сергей Есенин
Сложил печаль свою в стога.
Поворошишь – теплее станет
Во всём пространстве остальном.
Нет! Это сено – не завянет:
Оно свежеет с каждым днём.
С собой возьмёшь охапку снова.
Войдёшь в его небесный дом –
Где туча, будто бы корова,
Лизнёт по сердцу языком.
ВИД НА КОНСТАНТИНОВО
Да! Константиново всё то ж –
И облака и свет, и дали;
Но хоть зарделась в поле рожь,
С зарёй сравниться ей едва ли.
И жаль: на русском языке
Не стало слово урожайней;
Село – как памятник тоске
Святой, есенинской, бескрайней.
ГЛАЗА ЕСЕНИНА
Глаза есенинские живы.
Они с бессмертием срослись.
Они по-прежнему не лживы –
Как птичья трель, сирени кисть.
На черновое разнотропье,
На этот низкий мир земной
Они у тучи исподлобья
Сквозят укорной синевой.
МЕТЕЛЬ ЕСЕНИНА
Какая шумная погода!
Снежинок шелест за окном –
Как будто чуткая природа
Есенина листает том.
Нет, здесь не пушкинские бесы,
Не наважденье вражьих сил –
Здесь белый вздох летит из леса –
Что не дожил, не долюбил.
ПУРГА В РЯЗАНИ
Пурга над старою Рязанью;
В неё сгустился белый свет.
Она – как страстное дыханье
Высоких звёзд минувших лет.
И всё, что есть на белом свете, -
Ока и лес, огни домов –
Закроют, скроют и завертят,
Умчат воронки омутов!
По всей вселенной снег струится,
Им даже высь оглушена;
Пурга струится и дымится,
Перемежая времена.
-- Придётся, видно, отдышаться.
А ну, соколики, назад! –
Так за Батыгой не угнаться, --
Махнул десницей Коловрат.
В ответ – гуденье гневной рати:
«Пошто толкаешь нас на стыд?
Пурга нам на руку, Евпатий, --
Она им зенки ослепит».
Звенят кольчуги, мчатся тени
И затихает стук подков;
И только белое движенье
Земных распахнутых снегов!
И птицы в дуплах позасели,
И не слетают с губ слова;
Идёт пургой Сергей Есенин
И прячет руки в рукава:
- Ишь, окаянная ты снежеть!
Не совладаешь, нет, с тобой.
В Рязани, видно, заночлежить
Придётся, прежде чем домой.
Его впустили. Отряхает
Он снег на скользкое крыльцо.
Уснёт – в сознании мерцает
Усталой матери лицо.
И, слыша сердца ожиданье,
Боясь тревожить этот сон,
Пурга ослабила дыханье
И приглушила белый звон.
Редеет белый знобкий пламень,
Над стороной мерцает высь;
Пурга стихает, словно память,
И обнаруживает жизнь.
И только зябко и растерянно
Среди холодной синей мглы
Ладони медного Есенина,
Как в жизни прожитой, белы.
ЕСЕНИН В КОНСТАНТИНОВЕ
Родное Константиново… Стихи?
Никто не понимает и не пишет,
Лишь он один. Другие так глухи,
Как эти мхи и старенькие крыши.
И дед родной, что молвит: мол, пиши
Ты про кобыл – они людей надёжней;
И – вывезут! И – нет, не за гроши!
Лишь из цилиндра их корми, Серёжа.
Да только вот не тот пошёл овёс –
Худые семена, худая нива.
… Ну вот, опять старик своё понёс!
И дверь открыл Сергей в златое диво.
… Какая над деревней тишина!
Ах, с чем сравнить её? С земли дыханьем?
Вон потянулась старая сосна
И озарилась лунным колыханьем;
И в нём дрожат опять остатки дня,
И волны бытия всё шире, шире.
… Так вот она – Есенина родня!
В родном селе! Во всём подлунном мире!
А люди провожают и корят:
Мол, погостил чуть-чуть… Запил… Зазнался.
Не видят ни в душе, ни в небе спад.
Он с этим и уехал. И – остался.
ПУТЬ В КОНСТАНТИНОВО
- Как в Константиново пройти?
- Не пешеходные пути:
Автобус есть, не опоздаешь.
Иль даже можешь по Оке
На мимолётном катерке.
Ну, а потом – душой слетаешь.
БЕРЕГА ОКИ
Крутая даль рязанских берегов.
Они плывут или застыли вновь?
Они отвесны, хмуры, высоки –
Как лица над страницами реки.
КОНСТАНТИНОВО
Ах, лунное Константиново!
А свет – размыл берега,
Болота укрыл утиные
И мягко лёг на стога.
Не рано ли звёздам таять? –
Не скоро ещё рассвет.
О чём эти птичьи стаи
Сердцу кричат в ответ?
Зима над землёй хлопочет;
Уж ветер студён и крут,
И тучи, как будто рощи,
Метелей листву стряхнут.
Взывает совой и волком
Ветвистая тишина.
В Оке золотою чёлкой
Знакомо блеснёт луна.
Есть просто изба над тыном,
Есть вишенный берег мой,
Есть месяц над Константиново,
Услышанный всей землёй.
О КОНСТАНТИНОВЕ
Село как село. И коровы
Смиренно на выпас бредут.
Ничто в поднебесной не ново;
Конечно, не ново и тут.
Покосы и ульи, и свиньи,
И мошек, и пчёл перепляс.
Но столько загадочной сини
Вверху от есенинских глаз!
От слова село рассветает,
Хоть прячет свои огоньки;
Лягушка луны золотая
Всё скачет по волнам Оки.
* * *
Да! Этот мир лишь бедами могуч,
И в нём сейчас, пожалуй, дело к ночи;
Его светлят лишь из житейских туч
Есенинские пристальные очи.
СУТЬ ЕСЕНИНА
Природы баловень и жизни скандалист,
Ругателен и всё-таки поющ,
Он облетел не как осенний лист;
Нет! К облаку взлетел весенний луч…
У ЕСЕНИНА В ГОСТЯХ
Мы у Есенина в гостях.
… Ока, печаль и разнотравье.
И, может быть, совсем неправ я,
Но в сердце вдруг пробрался страх:
Вот он сюда сейчас шагнёт
И стол, как водится, накроет.
Свечу, как звёздочку, зажжёт,
Бутылку пыльную откроет.
Такой его домашний взгляд
Душа признать не забоится.
Как небеса уже звенят…
Как заскрипели половицы…
МЕСЯЦ-ДЕД
Месяц сед, как есенинский дед;
И на небо он выбрался шатко –
Тучу зло нахлобучил, как шапку,
Темнотою заправил кисет.
И от яркой звезды прикурил,
И забылся в раздумии странном;
И, присев на лесок, задымил
По окрестности долгим туманом.
* * *
Есенинские старики
В такой же точно хатке жили,
Как и мои…Углы – крепки.
Иль, может быть, их подменили?
Но не подменны соловьи
В кольце певучего пространства.
Но не подменны свет любви
И дух небесный и крестьянский.
СЕРГЕЯ ВЗГЛЯД
Ах, сени хаты так скрипят.
И старики вот-вот очнутся.
И рядом дышит Божий сад.
А из него – Сергея взгляд.
Ему охота в дом вернуться.
ПАМЯТНИК ЕСЕНИНУ В КОНСТАНТИНОВЕ
Зачем з д е с ь памятник ему –
Почти у самых ставен хаты,
Где он выпрыгивал во тьму
И там носился диковато?
Его лупил порой отец
За то, что утром лишь явился.
Но после смерти, право, здесь,
Скажите, в чём он провинился?..
ИЗ ДЕТСТВА ЕСЕНИНА
Сергей спал с дедушкой на печке,
Потом на миг глаза открыл:
Ишь посветлело как свечки! –
А это месяц навестил.
Сказал: - Берись и ты за дело –
Стихи придумай, может быть:
Ты понимаешь, надоело
Мне одному земле светить.
ИЗ ЕСЕНИНСКИХ ОКОН
Из есенинских окон
Есть на что посмотреть:
Как раздолье широко –
Стоит взглядом согреть!
Стоит сердцем приникнуть,
Словно к реченьке чёлн, -
И к бессмертью привыкнуть
Нам уже нипочём!
МАТЬ ЕСЕНИНА
Мать долго здесь его жила
И выходила на дорогу,
Стихи читала как могла
И, как могла, молилась Богу.
Струился долгий Млечный Путь,
И странно вскрикивала птица,
Моля: - Серёжа не забудь
Перед прощением проститься.
ЕСЕНИН И СЁСТРЫ
Сергей – смеётся; после сердится,
А сёстры продолжают петь;
И уж такое их усердие
Ему отрадней потерпеть.
Молчит родное Константиново,
А ветер хочет подпевать;
И туча солнце снова вынула,
Чтоб это счастье увидать.
* * *
Мы на Оковском берегу
Не на помин разлили зелье.
Нас не оставило веселье.
Мы ждём в ответ его строку!
Она – светящийся стакан.
Так луч звезду на небе держит.
Из нас никто ещё не пьян.
Но в нас – Сергея дух мятежный.
ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Купил я в Константинове вина,
Сел на бугор, а выпить было не с кем.
Растерянно дышала тишина,
И пахло сенокоса духом резким.
… Вдвоём бы видеть, как Оки волна
Струится, как душа, но не страдая.
И улыбалась глупая луна,
И свет лила, в стакан не попадая.
* * *
Выходит вновь Ока из берегов,
Роднится с заскучавшей светлой высью;
Как тянет с константиновских лугов
Есенинской недожитою жизнью…
МУЗЕЙ В КОНСТАНТИНОВЕ
Здесь под стеклом его пиджак
И шляпа с заскучавшей тростью.
… Проснётся – спросит: - Как же так?
Выходит, что я дома гостем?
Поднимется в небесный рост,
Пиджак нашарит осторожно:
- О Господи, как я подрос!
И как трещит по швам одёжка…
ОТЪЕЗД ИЗ КОНСТАНТИНОВА
- Ну что, поедем?
… Нас он ждал,
Но угостить он был бессилен.
- Но разве нам он не воздал
Вот этим света изобильем?..
ЕСЕНИНУ
1
Я люблю вас не любовью даже.
Я зарёю мыслей к вам тянусь.
Я клянусь хранить ваш дух бродяжий:
Бродит солнце – не остынет Русь.
2
Вы старше дедушки на год,
Но для меня всегда ровесник.
И я не то чтоб этим горд –
Светиться стало интересней!
3
Как наш условен разговор!
Я – «кровь и плоть», а вы – лишь «символ».
Но не условен этот бор
И небосвод, прозреньем синий.
Но не условен звёздный дух.
Сентябрь готов смениться маем.
И на концах вселенной двух
Мы так друг друга понимаем…
* * *
Как жизнь моя озарена!
И даль веков видным-видна,
Как небо, дол и перелесец:
Есенинский сияет месяц!
Узнала Пушкина луна!
* * *
Листок осенний – золотая прядь;
Её пока морозец не коснулся.
Есенин вновь на сердце оглянулся,
Где седины – уже не сосчитать.
* * *
«Отговорила роща золотая»,
Уйдя в слова, мечты, любовь и сны;
Но вот листва её ещё летает,
Касаясь жизни зимней седины.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ ЕСЕНИНА
И трезвое, и пьяное лицо
Преображало враз стихотворенье;
И хлопало растерянное время,
Роняя с пальца в тот стакан кольцо.
УЗЕЛ ЕСЕНИНА
Стихи привёз завязанными в узел,
Как хлеб и соль, но вовсе не пирог;
И в жизнь глаза задумчивые сузил,
И обрести ей зрение помог.
* * *
Есенин – очень зрячий как поэт!
И никому не быть таким поэтом:
Поглядывал так часто на тот свет,
Что и его он сделал этим светом.
* * *
Как в Есенине страх одиночества
Жизнь приснившуюся затмевал!
И сбывалось слепое пророчество,
Что он в сердце безвольно таскал.
Тяжело под житейскими вьюгами
Эту ношу дурную нести;
И, блуждая в лесу меж подругами,
На Купалу цветок не найти.
Он светился с-под облака ласково,
Но не видел поэт ничего;
И стрелялась потом Бениславская,
Даже смерти не поняв его.
БОЛЕЗНЬ ЕСЕНИНА
(Рассказ знакомого)
- Болезнь лицо так изменила,
Что не узнали мы его;
Оно, пожалуй, маской было,
Ах! Под которой – ничего –
Ни сожаленья, ни спасенья,
Ни Божества, как ни тужи.
… Куда, куда, Сергей Есенин,
Ушёл ты из своей души?..
БОЛЬНОЙ ЕСЕНИН
Пожали огненную руку.
«Горячка…» - так он объяснил.
Не поняли поэта м`уку,
И этим вот лишили сил.
И он пошёл, побрёл, шатаясь, -
Богач и всё-таки бедняк,
Туда, где запуржили зависть
И сплетен подленький сквозняк.
РАЗГОВОР ЕСЕНИНА С САРДАНОВСКИМ
В каморке малой говорили
О константиновских лугах;
Над ними чувствами парили:
«Ах, как цветут… Как пахнут… ах!».
Уже слова цвели и чувства
И сразу к небу понеслись.
А снизу жалкое кощунство –
Вся окружающая жизнь.
ЕСЕНИН СРЕДИ СВОИХ
Среди людей, что полюбились,
Читал сердечные стихи;
Ну а другие мигом смылись,
Как наказанье за грехи.
Ну а до них какое дело,
Где нет сердечного конца?
И музыка светло звенела,
И звонко чокались сердца.
ЕСЕНИН ГОРОДСКОЙ ОСЕНЬЮ
С деревьев листья алые летят
И падают на серые булыги.
Ах, осени безжалостные миги!
Ах, этот Петроград иль Ленинград…
Есенин подставляет им ладонь –
Трепещущим мгновения природы.
Как затмевает вновь людские годы
Порхающий, остуженный огонь.
А ну потише, ветер-дуралей!
Есенин задохнулся мыслью древней:
«На каменюки падать им больней,
Чем на луга заброшенной деревни».
ЕСЕНИН ЖЖЁТ СТИХИ
В костюме сером, в шляпе у плиты
Рвёт рукописи, карточки… Потом
Изрядновой кричит: зачем, мол, ты
Позволила?.. Да разве дело в том?..
Он пот отёр с морщинистого лба,
Взглянул на обгоревшие листы;
Уж слишком обожгла его судьба!
И наступила очередь плиты…
В ИЗБЕ-ЧИТАЛЬНЕ
Шуршанье робкое страниц.
Задумчивые книголюбы.
… О, этот взор из-под ресниц!
И – в кровь искусанные губы.
И еле различимый стон:
«Спасибо за подмогу, братцы…» -
Есенина предсмертный стон.
Его желание прорваться.
ЕСЕНИН-ПАРУС
Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, в какую плывём
С. Есенин
Зачем, скажи, Сергей Есенин,
Свою мечту зарифмовал?
Нет от грядущего спасенья:
За валом – вал!
За валом – вал!
Вовсю бушуют жизни сроки:
За стоном – стон,
За громом – гром.
… Желтеет парус одинокий
В пространстве жизни болевом.
ДРУЗЬЯ ЕСЕНИНА
Шпаги ихних клятв и обещаний
Быть оружьем вовсе не смогли;
Разговоры их пропахли щами,
Или зельем муторным земли.
Да и стихотворных сколько вздоров!
Дружбу разве этим уберечь?
… Как же далеко до мушкетёров
Тем юнцам, каких бы впору сечь.
В САЛОНАХ О ЕСЕНИНЕ
Наивность и народный говор –
Мол, это наигрыш и фальшь;
Мол, ничего здесь нет другого;
Мол, в этом всём Есенин ваш.
Они-то мигом распознали,
Что он на Истину похож.
- Ты сам дурак! – ему кричали
Обман, наигранность и ложь.
КРИТИКАНАМ ЕСЕНИНА
… Духовная, мол, смяла пустота.
Вот сволочи! Придумали же термин!
К Есенину всё это «не по теме»:
Его строка любая - красота.
Звезда ль земная светится в ночи,
Космическую бестолочь пугая,
Или в кабацком мраке «Замолчи!»
Соседствует с «Я плачу, дорогая…»
* * *
Жизнь коверкает с колыбели?
Но Есенин вот уцелел.
Восклицают: - Да неужели?..
Инвалиды бесовских дел.
Изувечены с колыбели?
Но Есенину не до них.
Исковерканные запели
Вновь его уцелевший стих.
* * *
Образ поэтический – как гать
Через непонятное болото.
Графоманам же привычней лгать,
Но тонуть, конечно, неохота
Светится есенинская гать,
На неё не часто залезают.
Люди продолжают жить и лгать
И потом бесследно исчезают.
ЕСЕНИН И БУМАГА
Сел в кресло. Попросил бумагу.
И дали книжку «День за днём».
Он полистал. Сказал: «Однако…»
Пять строчек вяло намаракал,
Вздохнул: «Устал… Пойду прилягу…
Теперь мы в Вечности начнём».
* * *
Ничевоки выступали,
Ничего и не смогли –
Продержались на скандале,
После сгинули в пыли.
Кружит новый вихрь, как в сказке,
Эту стронутую пыль,
Разнося стихов кабацких
Перезвончатую быль.
ПОДТЕКСТ
Читал Есенин «Пугачёва»,
Антонова в виду имея.
О, мысли гневная учёба!
О, сумасшедшая идея!
Когда поймут – курки оскалят!
Забьют, замучают, засудят;
Поймав на этаком скандале,
Не только упекут в цугундер!
Поймут добро лишь те, другие,
Кем был защитник жизни понят:
«Хорошие и дорогие…» -
Антонов мог лишь только молвить.
ПЕСНЬ О ХЛЕБЕ
В голодном двадцать первом «Песнь о хлебе»
Есенин безутешно написал –
Что у колосьев – беспощадный жребий,
И что «солома – тоже плоть» сказал.
Серпы. Потом комбайновы колёса;
Ну а пока, ускоривая пыл,
Серп ленинский срез`ал людей колосья
В амбары ненасытные могил.
ОТЪЕЗД ЕСЕНИНА
«Срываюсь, уезжаю
Наверное, умру;
Судьбе не помешаю
Играть в свою игру.
… Дурная ты старуха!
Подвержена греху.
Тебе заехать в ухо,
Как жалко! – не смогу.
Ах, мне б лучиться счастьем!
Но понимаю сам,
Что я твоим подвластен
Безжалостным рукам», -
Вздохнул Сергей Есенин,
Домолвив до конца:
- Тасуй с листвой осенней
Усталые сердца!
ДВАДЦАТЫЕ
Эпоха коммунизма,
Его тупой войны.
И дни небесной жизни,
Конечно, лишены.
Полны недужной смерти,
Собравшей вороньё.
…Что ж вы не пьёте, черти,
Во здравие её?..
Полны стаканы кровью –
То бишь земные дни.
Смерть ваше пьёт здоровье!
Эпоху – не вини.
А Сталин, Троцкий, Блюмкин –
Совсем не в естестве –
Они – как будто глюки
У века в голове!
А вовсе не спасенье.
Печален этот знак.
… Вот почему Есенин
Шагнул в сердцах в кабак.
Там обмирали слизни.
А он был солнцем пьян.
Он пил во здравье жизни!
Но выбили стакан…
ЕСЕНИН ЗА МАРКСОМ
Вселенский взгляд на милую деревню?
Его марксистско-ленинский охват?
И жалобно скрипят в ответ деревья:
- Эк занесло тебя в чужбину, брат!
И месяц в туче вымолвил: «О Боже!
Да разве в этом жизни благодать?
… Да не садись за Маркса ты, Серёжа!
А просто у околицы присядь».
ЕСЕНИН-СКАНДАЛИСТ
1
Демьяна Бедного, Сосновского…
Кого ещё он обругал?
Да отлупил и Маяковского! –
Ах, даром, что был ростом мал!
Подумаешь, какие глыбы!
А на поверку – слабаки.
Да им бы говорить спасибо
За этот честный взмах руки,
За взмах есенинской десницы,
Что объявила новый срок;
И, может, совесть им приснится
В знамёнах запылавших строк.
2
Милиция или полиция?... –
Он проверял, кто посильней.
И это было репетицией
Иных его скандальных дней.
Потом лупил вовсю столетие!
И смерти вымолвил: -- Катись!
… Забвение или бессмертие?
Второму уступила жизнь.
ИРОНИЯ ЕСЕНИНА
Ирония Есенина – от Гейне;
Ну, может, и от Гёте есть слегка.
Но ироничней тот иль этот гений? –
Сказать, смеясь, отчаялись века.
ЕСЕНИН И ГОРОД
Дыханье каменного города,
Где нет взволнованной зари, -
Как бы дыханье в лето холода;
И фонари – не снегири.
Здесь лик судьбы под стать лахудре,
Что отрабатывает срок;
И здесь есенинские кудри
Пригладит беспощадный рок.
ЕСЕНИН И БОГЕМА
Богемы омут. Прожиганье жизни.
А на столе свечою – Звёздный Час.
- Ты, подлая, сама в петле повисни! –
Судьбе-злодейке говорил не раз.
Посуду бил и рвал скатёртки в клочья
В обители зачуханной земной;
Но восклицал: - С собою не покончу!
И не покончить вам уже со мной.
ЕСЕНИН-ГАРМОНИСТ
Сыграй, Есенин на гармошке,
Её слегка к груди воздев,
И отдышись хотя б немножко,
Сменив на милость боль и гнев.
О, эта солнечная милость!
О, этот лунный снеговей!
Они уже земле приснились
При жизни ветреной твоей.
Как глубоко меха вздыхают –
То зимним светят серебром,
Осенним светом отливают;
И майский здесь зелёный гром.
Пляши и плачь, земля родная!
И больше всё-таки пляши.
… Да, право, хватит жить, стоная
Без упоённости души!
Без этой радуги весенней,
Задевшей зимнюю пургу,
Без ликования мгновений –
Пчёл на светящемся лугу.
Твои мечты всё это славят,
И пальцы быстрые легки.
… Но что ж опять меха дырявят
Дурацких выстрелов хлопки?..
…Сыграй, сыграй ещё немножко!
Побудь, побудь – не позабудь.
…Ах, как хрипит, упав, гармошка –
Твоя, твоя, Есенин, грудь…
ВЕЧЕРИНКА
За столом так было весело!
И запели под гармонь.
- Что, судьба, ты нос повесила? –
Кто-то дунул на огонь.
Даже пьяные солдатики,
Избавляясь от грехов,
Настроенье не утратили
От есенинских стихов.
Заплясали, сумасшедшие!
Задрожал костями дом!
…Только бабы подошедшие
Всё испортили потом.
И сменились песни воплями:
«Вот - солдатикам служить:
Их призвали, чтобы во поле
Буйны головы сложить».
ЗАЦЕПКА
Родная природа –
Зацепка за жизнь.
Плохая погода?
А ты помолись
Осине, закату,
Рассвету, реке –
И солнце так свято
Всплывёт вдалеке,
И ветер так нежно
Коснётся кудрей…
О, как это свеже,
Есенин Сергей!
Как это зовуще
В душевную даль!
И радугой туча
Прогонит печаль.
В осеннем трезвоне
Летят журавли;
Стога, словно кони,
Пасутся вдали;
И звёзды в ночное
Выходят опять;
В Оке водопоя
Сего не унять…
И в мыслях и звёздах,
Просторно дыша,
Всё это, как воздух,
Вбирает душа.
Всё это так свято,
Как Божья заря.
Всё это когда-то
Раздавит петля.
И станет цепляться
Есенин Сергей,
И ниточка рваться
Седых журавлей…
МЕТЛА ЕСЕНИНА
Прутья быта и лучики мыслей –
Вот какая поэта метла!
Пыль летела в небесные выси! –
Вот душа как на время зла!
Подожди надрываться, Серёжа,
Увлекающийся поэт:
Вон какие события-рожи
Время вяжет тебе в ответ!
И железо злых новостроек,
И колючки всех лагерей
Стали дьявольскою метлою!
Укрывайся же, да поскорей!
Не укрылся… Смела… А как же? –
И тебя, и твоих друзей;
Англетер подвернулся даже! –
После гибели в нём твоей.
Пыль дурацких клубится слухов,
То глумящихся, то навзрыд;
Я их слушаю лишь вполуха,
Понимая, что ты убит.
Но стихи звенят сквозь чужое
Придыханье, глумленье, вой.
Я их слушаю всей душою,
Понимая, что ты – живой.
И жалею, что ты не рядом.
Раскрываю судьбы тетрадь,
Потому что с житейским адом
В одиночку не совладать.
Прибегаю к тому же зелью,
Что испил ты когда-то сполна,
Но метла пусть стоит в музее!
Мне, Сергей, она не нужна.
И пред тем, как пуститься в битву
С мраком, что налетел уже,
Я хватаюсь лишь за молитву,
Чтобы стало светлей в душе.
ВО СНЕ И НАЯВУ С ЕСЕНИНЫМ
С Есениным окончен разговор –
Во сне… А в пробуждении продолжен.
О чём, уж я не помню, длился спор…
Ах, да… Об этом… Об одном и том же –
Что снова безобразна эта жизнь;
Но стоит жить на свете иль не стоит?
Ему я снова молвил: -- Появись!
И вновь засомневался: «Пьян я, что ли?..»
- Да нет, - сказал Есенин, - даже трезв,
Рассудочен в отвеченных вопросах;
И слишком не по делу, парень, резв,
Запутавшись в корявых этих соснах.
АНАТОЛИЮ МАРИЕНГОФУ
Бессмертна человеческая тупость!
Ты прав, пожалуй, здесь, Мариенгоф:
Понятна мне есенинская грубость,
Его бессилье – даже между строк.
Он бил её под вздох! Ну что ж! За дело.
Хватался и за кол, за строчки плеть.
Но одолела, сволочь, одолела!
Она и век сумела одолеть!
ГАЛИНЕ БЕНИСЛАВСКОЙ
Спасибо, Галя Бениславская!
…О, руки добрые твои!
Вытаскивай его, вытаскивай
На свет из смерти и петли!
…Но жизнь такая – очи выколи;
В ней снова смерть и суета.
Между удавкою и финкою –
Такая жуткая черта.
ТЕЛЕГРАММА БЕНИСЛАВСКОЙ
… А в Ялте нудный дождик моросил,
И стала быль такою страшной сказкой;
И Айседора вдруг лишилась сил,
Узнав о неизвестной Бениславской.
Потом она совсем лишилась сна.
Расстроилась? Да ну! Не в этом дело:
На золотую голову она
Так непонятно быстро оскудела.
РАЗРЫВ ЕСЕНИНА С ДУНКАН
Разрыв Есенина с Дункан.
Он на Пречистинку не ходит –
Он где-то непонятно пьян;
С другими р`оманы заводит.
Она ж, как заводная, ждёт,
На купола Кремля взирая,
Где матом на неё орёт
Ворон взлетающая стая.
ТЬМА
И Гоголь надоел с его «Портретом»,
И пушкинский Сальери утомил;
И заразили непонятным бредом,
Что вроде под гипнозом сочинил.
И каркнул за окошком чёрный ворон –
И заменило кровь нытьё чернил,
И чёрный человек нечистым взором
Вдруг всё пространство жизни охватил.
ОБРАЗ ЖИЗНИ
Ах, образ жизни! Дивный сад!
И в нём такие птахи свищут!
… Есенин, разве это ад?
Вглядись! Он даже рая чище.
… Ах, сволочи! Как отвлекли
От внутреннего созерцанья
Неувядаемой Земли,
Её небесного сиянья!
Ах! Как воспела бы строка
Лучи, что мира суть согрели, --
Где яблочные облака
В саду божественном созрели.
ДВА МИРА
Мир сук и кобелей –
Им был и остаётся.
Но есть иной – белей
Предутреннего солнца.
В нём свищут соловьи,
И Ангелы им вторят;
И есть рассвет Земли!
И нет земного горя.
И смерти злую суть
Любовью переможет
Берёзки нежной грудь
На том воздушном ложе.
НЕТ ДЖИМА
- Вновь Есенина убит…
- Как поэт?
- Жив он, жив!
Не глядите бездарно:
Жизнь покуда ему благодарна.
Просто Джима Качалова нет.
Этим он и страдает, убит,
И в больнице так выглядит слабо.
Здесь поможет спастись от обид
Не рука человечья, а лапа.
«ДЕЛА» ЕСЕНИНА
Двенадцать уголовных дел! –
Ну, словно блоковских «Двенадцать».
… А что ж ты, подлый век, хотел –
Смиряться надо, а не драться?..
Прославить все твои станки
И багровеющее знамя?
И отирать со щёк плевки
Совместно с горькими слезами?..
Не лучше ль заглянуть в кабак,
Верней, в бардак, что ты затеял?
И вскрикнуть: - Мать твою растак!
Где крест, что был на подлом теле?..
Ломать столы, посуду бить
За то, что храмы смёл, иконы;
Наивным в этом всюду быть!
… Законно то, что незаконно!
Да! Ты ответишь. Это так.
Усилием бесовской воли.
Но хоть какой-нибудь дурак
Да образумится и взвоет!
И злую суть твою поймёт,
И, может быть, из-под откоса
Хоть палки жалкие воткнёт
В твои тяжёлые колёса!
… Да! Ткнул в твой толоконный лоб
Свой кол тогда Сергей Есенин;
Но чтоб потом взревел циклоп,
Он не был мудрым Одиссеем.
ЕСЕНИН ЗА СТИХАМИ
Стихи писал вдали от остальных;
И был он пьяным лишь от вдохновенья;
И в этом было высшее спасенье
Средь лепестков застенчивых цветных.
Цветки головки подняли свои
И говорили не «Прощай», а «Здравствуй».
Вздыхали – словно пели: «Благодарствуй…»,
Изнемогая от святой любви.
«ПЕРСИДСКИЕ МОТИВЫ»
… И Персию он погрузил
В голубизну и синь России.
О! Сколько в этом светлых сил!
И в ней идут уже дожди косые.
И снег порхает как во сне,
Не охлаждая вовсе сердца;
И дорогая Шаганэ
К нему прижалась, чтоб согреться.
ЕСЕНИН В ГРУЗИИ
В том грузинском домике жил певец неграмотный;
И к нему Есенина как-то привели.
Обстановка – скудная. Да не в этом главное!
Руставели – рядышком! Хоть слегка в пыли…
Под портретом этим спел стихотворение
Тот певец неграмотный… Как светло кругом:
Словом освещается доброе мгновение!
Дружбы и веселия златом-серебром!
- Спой, кацо, ответное, - попросил Есенина.
Тот слегка задумался, кудрями встряхнул
И дождливым ветром, одичалым, северным
Лампу ликования в хижине задул.
«Песню панихидную по моей головушке»
Уловил хозяин в звуках вместо слов;
По-грузински выдохнул: - Не скучай, соловушка!
Дверь толкнул ногою он в свет без берегов.
… Ах, какое зрелище!
Солнце предзакатное…
Ах, какие горы в синеве теней!
Ах, какое Грузии сердце необъятное!
В соловьином щёкоте, в зареве огней!
- Что, кацо, понравилось? – посмотрел он искоса, -
Надо жить и славиться, не переживать.
… И на миг примолкли соловьи российские,
Чтоб в душе обиженной после застонать.
ЕСЕНИН В ТАШКЕНТЕ
О, туркестанская природа!
Вопль ишака, верблюда крик,
Домов безглазых хороводы.
Сергей к такому не привык.
Здесь мусульмане до заката
Постятся в голоде, жаре;
А ночью так цветы лохматы
В красивых запахов игре.
… Присел он возле карагача,
В петлицу розу прицепив,
От музыки весёлой пряча
Родной единственный мотив.
Он никуда его не пустит,
Слегка напев его уже;
И пахло Русью, пахло грустью
В навек проснувшейся душе.
ЕСЕНИН-СОЛОВЕЙ
Газетной сволочью оболган:
Мол, хулиган и скандалист,
Он чист пред Родиной и Богом;
И замолкает жидкий свист!
И уж, наверно, не покойник;
И настоял он на своём –
Коль смолкнул Соловей-разбойник
Перед рязанским соловьём!
ЛИРА ЕСЕНИНА
Он лиры милой не отдал
Ни октябрю, ни даже маю;
И ей поэтому внимают
Во всех веках!
… Какой скандал!
А тот, кто продал инструмент
И оказался лживой сукой, -
Крикливый лозунг на момент.
Ну а потом – такая скука…
ДИАЛЕКТ ЕСЕНИНА
В словах – рязанский диалект,
Как тот украинский у Гоголя;
Они – ветвисты на просвет,
Их ветры вдохновений трогают.
И зябко свищут на ветвях
Родные иволги и славки;
Бывает, вьюги налетят.
Но прочь пошли, пошли, мерзавки!
Весна и осень. Добрый век
Озвучен светлым разговором;
И, словно чёрный человек,
Сюда ещё не лезет ворон.
ЕСЕНИН И ЕГО РОМАН
Роман хотел он написать,
И даже были заготовки.
Но как же так?.. Стихи бросать?..
Они уж тут как тут, плутовки!
- Кыш, кыш! – им крикнет. – Вы потом!
Они так дружно защебечут
О светлом, прожитом, святом,
Что язычки погасят свечи.
Закурит он и вновь зажжёт,
Уступит этой дружной стае;
А после уж не до высот –
Он лишь тетрадь перелистает.
… Не получается роман!
Одни слепые заготовки.
И жизнь – такой больной обман,
И для него тетрадки тонки.
В них лишь простор полям, лесам;
А жизнь – она неосторожна.
… И очутился вдруг он сам
Под слишком тяжкою обложкой.
ПУТЬ ЕСЕНИНА
Изгибный и излучный путь;
А у кого-то слишком ровный.
Но тем-то легче отдохнуть,
Субботников снимая брёвна
С мозолисто-покорных плеч,
Потом душой купаться в гимне,
И становясь, спрямляя речь
С глазами брёвнами такими.
Есенин же, «беря на грудь»,
Пил часто водку вместо чая,
Изгибный и излучный путь
В лучистый сердцем превращая.
* * *
Мережковские, Городецкие,
Да и Клюев-полудьячок.
Брать примеры, конечно, не с кого
И нельзя уходить в молчок.
А взорвёшься – так бьют по роже
Иль, вернее, под самый дых.
Ты ответишь стихом, Серёжа!
И спасёшься, минуя их.
КОЕ-ЧТО О СЛАВЕ
Певцу дороже жизни слава?
Да только вот она зачем?
Все эти и позор, и браво
Заглохнут вскоре, между тем,
Как выхлопы автомобиля,
Слетающие в никуда.
… Не дожили, не до любили,
Но отравились навсегда.
ЮБИЛЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ
Есенин – нет, не лакирован,
Хоть отутюжили портрет
До безобразья, право слово! –
«Какой красавчик, хоть поэт!
Ах, эти кудри, эта трубка!
Ах, этот взор…»
… Ну, будя! Стоп!
Да полно, слышите вы, урки,
Живого класть в приличный гроб!
И называть поэтом водку,
Одноимённый резать торт.
… Проголодалась память? Вот как!
И стол накрыл покорно чёрт?..
Жизнь выпьет и заест, и ахнет --
Её дела, видать, плохи.
… И грустно светит в небе Ангел,
Шепча Есенина стихи.
СУТЬ ЕСЕНИНА
За простоватой внешностью светилась
Лучами проникающая суть,
Но слишком часто это сердце билось,
Тревожа злую жизнь. Не только грудь.
И превращалось даже в пульс молчанье!
И, даже поминая чью-то мать,
Он говорил не матом, а лучами!
И так же надо было отвечать.
СИНИЕ ГЛАЗА
Ах, как он русскую плясал!
Всё озорнее пел частушки;
И душу этим так спасал!
Всё остальное было душно.
«Пегаса стойло» и – гармонь.
И – увлечение без правил;
Но стал брыкаться этот конь
И вот синяк ему приставил.
- Ты что, Сергей?... Да как же так?...
Ты ж вроде даже не напился.
- Я это просто о косяк, -
В ответ он мрачно отшутился.
Чернел, твердел косяк страны
И синяков душе наставил.
Как синие глаза больны!
Как жизнь уже сродни отраве…
ОПРОМЕТЧИВОСТЬ
Слушай, поганое сердце,
Сердце собачье моё…
С. Есенин
На сердце, как на вора лезвиё
Есенин опрометчиво направил –
Стихотворенье это не поправил!
Ну и, конечно, смерть взяла своё.
ЕСЕНИН-ЧТЕЦ
Он читал гораздо громче,
Чем обычно говорил;
Сочетались шелест рощи
И размах орлиных крыл.
А когда о чём прошепчет,
Проглотив недужный ком,
Огоньки склоняли свечи
Пред священным сквознячком…
РОЗА ЗОЛОТАЯ ГОЛОВЫ
Роза золотая головы,
Мыслей залетающие пчёлы…
До сих пор живы они, живы!
Но пропал давно цветок весёлый.
Кто посмел высокую сорвать?
Для кого ничто нигде не свято?
Почему небесная тетрадь
Сразу окровавилась закатом?..
ЕСЕНИН НАД НЕВОЙ
- По этой набережной Пушкин
Прошёл, - Есенин вдруг сказал
И поглядел в Невы недужной
Её болезненный оскал.
- Мятётся, как больной в постели… -
Здесь Александр Сергеич прав.
А мы – сиделки? Неужели?..
Мы сами горем заболели
И пьём отраву из отрав.
КРЫЛАТКА И ЦИЛИНДР
Он надевал крылатку и цилиндр
И был чуть-чуть на Пушкина похожим;
И был у остальных мороз по коже!
Ошалевали даже: - Ну и вид!
Отрада иль досада из досад?
Так пошутил и не остановился! –
В двадцатый век забредший Александр
Сергеем неуёмным притворился.
ПОВЕСА И ХУЛИГАН
Признанье Пушкину читал,
Когда уж не был тот повесой,
А просто памятником стал;
И в этом – мало интереса.
Повеса бы и хулиган
В трактире неком посидели,
Ударив кружкой о стакан! –
Вот это радость. И – на деле.
А так, конечно, дело дрянь;
И Пушкин выдохнул не в прозе:
- Читай… А после рядом стань.
… Да ладно уж… Хотя бы в бронзе.
УГОЛ
У Сергея не было угла;
Он, конечно, этим тяготился –
Словно птица, о пространство бился,
Где подкарауливала мгла.
Был избой на время Божий день,
Где горело солнце, как икона;
Лепетала роща восхищённо,
И лизалась, словно пёс, сирень.
Не уйти от этого никак:
Словно печь, звало согреться лето;
Ветер разносил на облаках,
Словно чашки чая, блики света.
Позабыть бы горести, долги,
Осознать, что он живёт недаром,
Матери б опять читать стихи
За пузатым тучи самоваром.
Горизонт – подобием угла.
Световые радостные лица.
Но недаром вглядывалась мгла
В это всё земли гостеприимство.
Чёрный человек напомнил срок,
Прожитый в задышливом кошмаре,
И проклятый чёрный кипяток
Душу покаянную ошпарил.
ЕСЕНИН И ЩЕНОК
Сергей остановился, взял щенка,
И этим удивил погоду злую;
Погладил… И согрелась вмиг щека
Собачьим неумелым поцелуем.
За пазуху засунул он его,
И не было счастливее поэта;
И было так в душе его тепло,
Как никогда в морозной стуже этой.
ЕСЕНИН И ВЕТЕР
«Что-то солнышко не светит,
Над головушкой туман» --
В этом даже хрипнет ветер!
А не то что хулиган.
«Видно, пуля в сердце метит,
Видно, близок трибунал…»
И вздохнул охрипший ветер:
- Ты, Есенин доконал!
Разве это гимн России?
Разве это молвил Бог? –
«Каркнет ворон на осине,
Комиссар, взводи курок.
Заведут тебя в трясину
И прикончат под шумок…»
И сказал Есенин ветру:
- Это молвил сатана;
Подхватила песню эту
Сумасшедшая страна,
Что звалась всегда Россией.
Как её сейчас назвать?
Ты пойми, приятель синий,
Слов других не подобрать.
Улететь бы мне с тобою!
Что скулить, себя казня?
Приведи-ка с водопою
Заревого мне коня…
Ну а ветер: - Нет, Серёжа!
Он давно уже в бегах;
Пить людскую кровь не может!
Где-то сгинул впопыхах,
Ну а ты от зла зависим,
Очень горько не молчишь -
На суровых мрачных мыслях
От беды не улетишь…
СТАИ
Отдышал Есенин, отшумел –
В жизни, да… А в строчках всё шумит,
Осыпая тот «смертельный мел»,
Воскрешая горький стон обид.
Золотая роща… Голова…
Стаи мыслей… невесёлых птиц.
Это всё – «слова, слова, слова»?..
Это мука, мука без границ!
Господи! Услышьте ж наконец
Между одичалых этих строк
Жалобный мятущийся протест,
Самую больную из тревог!
Не самоубийца это, нет,
К Господу взывает: мол, прости…
Убиенный злобою поэт
Утешенье силится найти.
Не на камень, нет, а на скалу
Он наткнулся, совестью влеком;
Комом в горле стал тупому злу.
Выхаркнула злоба этот ком!
Некрологи принялись писать,
Завитушки в петлю уложив;
Но обедню заказала мать,
Сердцем, всё узнавшим, поспешив!
… Стонет совесть русская вдали
От бесовских окаянных дел.
Люди – смолкли. Плачут журавли.
Колокол небесный онемел!
НАКАЗАНЬЕ
Наказали самоубийством,
Прежде сами его убив,
Осрамили посмертным свистом;
Он лишь в Слове Высоком жив.
Ни дин подлец не раскается;
Вся надежда –на Страшный Суд.
Убивают – кто сомневается,
Доказательства в печках жгут.
Каково вам, слова весенние,
Средь морозов чужой земли?
Неужели в веках Есенину
Не избавиться от петли?..
ПОСЛЕ ЕСЕНИНА
«Англетер» взорвали, кокнули Лысцова:
Он узнать отважился, как погиб Сергей.
И жива Сидорина?.. Странно, право слово! –
Говорят, что сволочи угрожали ей.
Ишь ты, сила тёмная, подлая, бессмертная!
Дожила до наших ты непроглядных дел –
Изнутри погромная! Внешне незаметная!
Новый век, задумавшись, в зыбке поседел!
И менты внушают бунтарям отчаянным,
Что характер вздумали спьяну проявлять:
- Этого Есенину даже не прощали мы!
… Даже не состарились, мать их перемать!
Создали комиссию, обсудили версии,
Объявили страждущим дерзостным умам:
- Сказано: повесился; значит – и повесился!
Нечего придумывать! Все мы будем там…
… Как же быть с разгромом в окаянном номере?
Ну а как со сгустками крови на полу?..
И слепому видно: хлопнули и подняли!
Обмотали шнуром, погрузили в мглу.
И как быть с дырою на челе высоком.
На котором Божий светит поцелуй?
… Раньше за догадку не спастись от срока.
Нынче машут пальчиком: мол, не озоруй.
Мол, читай внимательно «вывод Гиляревского»:
Кипяток… Асфикция… Надоела жизнь…
Сказано: повесился; значит, и повесился!
Раз печать поставлена – значит, и заткнись!
…А не то поможем в этом, право слово! –
Не эксперт, а килер будет в помощь нам.
Стала ваша братия меньше на Лысцова!
И смотри, Сидорина! Тоже будешь там.
…Обо всём задумался, заболел бессонницей;
А потом с Есениным встретился во сне.
Он сказал: -- Конечно же, лгут они бессовестно;
И со всей подробностью всё поведал мне.
Стал я пересказывать близким и знакомым
И дерзнул в тетрадку даже записать.
Завертели пальцами: - У тебя все дома?...
Ну, тебе, психушки, друг, не миновать.
А потом приснился этакий детина
С ромбами в петлицах – значит, из ЧК:
Не забыл, как только что ты был сбит машиной?
Так заткнись! Иль кровью харкнет и строка.
… Да! Машина эта пострашнее гада! –
Мчит, рычит и давит, обагряя путь.
Господи! Да где же мне найти гранату –
Чтобы под колёса адские швырнуть?!..
С ЕСЕНИНЫМ
Маленькая поэма
1
Потише, ветер, сполохами вей.
Куда ты так торопишься, Сергей?
Ах, как же крикнуть хочется: «Потише!» -
Хоть от тебя настолько лет вдали.
Ну, оглянись, невзгоду утоли!
И заверни в моё четверостишье.
Не слушаешь,.. Бежишь на телеграф
И – прав ты в этом или же неправ –
С гостеприимной вырвавшись психушки,
В клинический дурацкий этот мир,
Ни в чём себя в нём не переломив!
... Ну, так же, как когда-то светлый Пушкин!
Остановись у статуи его,
Боюсь, что ты не понял одного:
Вы – двух веков с ним олицетворенья.
Он – Александр Сергеич!
Ну а ты ж – наоборот два слова этих!
Вишь – как пошутило отчествами время!
Лучами вас едиными свело.
И вот – в пространствах душ светлым- светло.
Отечество же шутит по-другому:
Там – кухенрейтер.
Здесь – стальной наган.
Дымки в подвалах, да и по углам!
В судьбу стреляют не по-холостому!
От памятника будет рикошет!
Но ты – пока живой ещё поэт.
Ну, поживи, о Господи, подольше!
В воображенье рвусь я за тобой!
Верней, моя бушующая боль.
… Ну, неужели не увижу больше?..
Вот ты уже за угол завернул,
Над бланком телеграммы так вздохнул –
С уверенностью или с облегченьем:
Мол, Эрлих встретит. Будет нормалёк.
Журнал подхватит жизни новый срок!
Раскатится по жизни вдохновенье!
2
Но прежде чем вернуться в Ленинград,
Судьба твоя оглянется назад –
На кабинетно-скучные журналы,
Издательства… И выписан аванс…
Пересчитал и кошельком потряс.
Как звону в этой жизни всё же мало!
Судьба попросит не взаймы – отдай.
… Ну а трезвону – хоть не отбавляй;
Его не поубавится нисколько.
Дом Герцена. Грядущий институт.
(Потом, увы, здесь выпить не дадут!).
Ну а тебя опять встречает стойка.
… Да разве это в чём-нибудь народ?
Не видишь лиц, а рыл – невпроворот.
… Ах, как про это верно молвил Гоголь!
И окружают, зырят сквозь очки,
И хрюкают, оскалив пятачки:
Откуда и куда ты, мол, Серёга?..
- Куда-нибудь подалее от вас!
- Поберегитесь! Он сейчас задаст! –
Встревожилась неведомая рожа.
И ты задал:
- Бездарность и подлец!..
… А ты живым запроданный мертвец!
Ответный шум:
- Ты чокнулся, Серёжа!..
- Не «чокнулся», а чокнул кой-кого!
… Знакомый вой:
- Да вывести его!
Но сам ты вышел на морозный воздух:
- Пошли вы на хрен, сволочи и мразь!
Прилипшая к моим подмёткам грязь!
«Ты прав, ты прав», - подмигивают звёзды.
3
Но вновь метель растягивает путь;
И силуэт в ней чёрный… Не забудь.
И тяжко воют пушкинские бесы.
… Хоронят домового иль тебя?..
И на дыбы уже встаёт судьба,
Задолго до забравшего экспресса!
… Но вот и эта «Красная стрела».
И за стеклом мелькающая мгла;
Пророческое мчит тебя названье –
Сразит тебя, как в поле молодца!
Но ты не веришь в это до конца;
И о другом твоё переживанье:
«Как встретит Эрлих? Как пойдёт журнал?
Сотрудников каких бы ни набрал,
С материалом вряд ли совладают…»
… Но встретили и пуля, и петля.
Вот всё твоё призвание, Земля:
Сперва убьют, ну а потом удавят.
4
На звёздах легче нам договорить…
Ну да, во сне…
Прошу я прикурить.
Ты чаю наливаешь, а не водки.
О! Сколько золотых кружатся пчёл!
Тебя, Сергей, я всё ж таки нашёл;
И для тебя я вроде бы находки.
Читаю о коровушке стихи.
- Да, парень, строки вроде неплохи.
Да вот дела твои худы, обидно!
И до сих пор ещё не признают?..
… А знаешь, плюнь! Нытьё – бездарный труд!
Судьбу твою мне сквозь невзгоду видно:
Всё сбудется! Но только не давись
И не травись, и в речке не топись,
И – не стреляйся, слышишь?.. Не открою!
Клянись судьбой, землёй святой клянись!
И пусть виднее смерти будет жизнь.
… Да! Ты – со мной! И я – навек с тобою.
Я из души твоей на мир смотрю;
И я ещё о нём договорю
Твоими задрожавшими устами.
Не умолкай! И – главное – не дрейфь,
И во хмельной ложись поменьше дрейф,
Не совладав с дурными пустяками.
… Я честно этот сон передаю;
Благословляю я судьбу свою –
Такую радость и такую школу.
Я твёрдо и задумчиво иду
С Есениным в одном густом саду,
И рядом золотые вьются пчёлы…
