Время поющих соков
ТОПОЛЯ
Тополь возле хаты бабы Мани.
Подкрадусь… Не верится глазам:
Белое холодное молчанье
Одиноко бродит по углам.
Вот сейчас вспорхнут её словечки…
Вот займётся, душу одаря,
В маленькой разбитой русской печке
Тёплая весёлая заря.
Постучусь. Откликнутся вороны,
Вздрогну… Не почувствует она.
Вскрикну!
…Из окошка удивлённо
Погрозит мне пальцем тишина.
Лишь вдали, за чёрными холмами,
Незаметно, трепетно, не вдруг
Тополь над могилой бабы Мани
Вздрогнет и уронит лунный пух.
Вспомнится: сажала на колени,
Молоком берёзовым поя…
Есть земля и память.
Что сильнее?
Обжигает памятью земля!
* * *
Опять со мною непокой.
Опять сам не свой.
А речка брезжит за спиной
Русалкою-луной…
Она тиха, но не глуха:
Лишь выйду за калиточку –
И, как гармоники меха,
В ней волны заколышутся.
И канут в омут мои сны –
Где чьи-то перемёты
Обходят сонные сомы,
Похожие на ноты.
Они хвостами мерно бьют,
Журчанье перекатывая,
Пока над ними воду пьют
Деревья, как сохатые.
… Ей нелегко сквозь жизнь, сквозь мрак,
Излившейся, измученной,
Пройти в лесах,
Пройти в сердцах
Через все излучины.
В сплетенье трав,
В сплетенье лет
Ей так охота, узенькой,
Оставить след,
Оставить свет
И хоть немного музыки…
АФОНИНО
Афонино, мама,
Родная деревня моя,
Как чувства,
Туманны
Сегодня твои тополя.
Как радость, как совесть,
Как свет зашумевших берёз,
Из прошлого
Солнце
В озябшей душе поднялось.
Стою у ограды
Одним из твоих сыновей,
Сынов снегопадов,
Созвездий твоих и полей.
Но где же тот мячик,
Какой погонять довелось?
Но где же тот мальчик,
Ловящий сиянье стрекоз?
Но где же речонка,
Струящая звёзды и сны?
… Как губ жеребёнка,
Он тёплой касался волны.
О чём сокрушаться?
Ведь он – это ты,
Это ты…
Кружатся-кружатся,
Как бабочки, яблонь цветы…
Забыл, греховодник.
Как утром, ещё до косы,
То солнце восходит
Не в каждой ли капле росы?
Кружил в отдаленье,
Курлыкал в чужие края:
Родная деревня…
Родная-родная моя!
Всшумите… Всшумите…
Как можете вы промолчать,
Смольяны,
Шамилово,
Шитьково,
Нача,
Свирщать?
Смеркается… Холодно.
Пригорок льёт ласково свет.
Созвездье Афонино.
Выше
Созвездия нет.
ЯНВАРЬ
В Бобровке нет бобров –
Позёмок горностаи.
Сугробины по бровь
Незримо вырастают.
А где-то среди них
Мне суждено услышать:
Серебряный родник
Твоё лицо колышет…
Над полыньёй стоишь.
Как хвоя, колок воздух,
И дым озябших крыш
Уже раздвинул звёзды.
Морозец – настаёт,
Скрипят сугробы сухо.
Дыхание твоё –
Как маленькая вьюга…
Не уходи… Замри…
Постой, постой немножко!..
… Но будто снегири –
Вспорхнувшие сапожки.
Как солнышко под лёд,
Серёжками звеня,
Твоё лицо мелькнёт
Навеки от меня.
А может, на часок?
А может быть,
на годы?
Как чаши у весов,
Подрагивают вёдра…
БЕРНОВСКИЙ ОМУТ
По преданию, легенда об этом омуте легла в основу драмы А. С. Пушкина “Русалка”
Здесь не тонут и вряд ли помнят,
Чт`о мерцало на чёрном дне.
Высыхает Берновский омут,
Забывая о глубине.
Глубина – достаёшь ладонью,
И на ощупь песок горяч.
Омут вечером лишь бездонен.
Только ночью
и настоящ.
Отражения звёзд и леса
Осеняют русалкин дом.
Мы замрём над великим местом
И покажется:
не умрём…
Что здесь было, чего здесь не было?
… Задрожит над водою дождь –
Словно мельник незримым неводом
Утонувшую ловит дочь.
Вот он вышел и снова замер…
Или это ветлы изгиб?
Может, это его слезами
Здесь, над омутом, плачет выпь?
А вода – как звук поцелуя.
От луны отступает мрак.
И кочуют по свету струи
В здесь родившихся облаках.
СТИХИ О КОРОВЕ
Зачем умерла, Христоня,
Не выплеснув молока?
… Как после большой погони,
Вздымались её бока.
Вымя её дрожало
Беспомощной пятернёй.
Росой тишина дышала
Над стоптанною стернёй.
Двумя новолуньями чёрными
В последние ворота –
Пятнистая,
отлучённая
От осени и кнута.
Её схоронили возле
Дерева за двором.
Её узнаю в берёзе
Пятнистой над бугорком.
Метели колючей солью
Засыпали волчий путь,
И ей ничего не стоит
Суками
буран боднуть!
Весной ребятня колхозная
Примчится издалека,
Станет просить берёзового
Чистого молока.
Стайка курносых, рыжих
Греются сушняком.
Это она его лижет
Огненным языком!
Вечер. Мерцают хаты.
Звёзды роняет высь.
Словно её телята,
Туманы поразбрелись.
ЗАБЫТЫЙ ДОМ
Забытый дом зимы не любит.
Кто пожалеет старика?
Гремит метель,
как будто в бубен,
В его озябшие бока.
Жильцы, на прошлое зажмурясь,
Забили наглухо ходы,
И у калитки, словно мусор,
Пурга смахнула их следы.
Ведь не пожили вдоволь, досыта
И не дожгли свои дрова.
Молчит, зачёркнутая досками,
Узоров белая листва.
И, протянув к окошкам ветви,
С тоской услышит старый сад:
Как домовой, блуждает ветер,
Но половицы не скрипят.
А дом всё ждёт, что снег растает,
Вернув и солнце, и траву.
… И, как горнист к губам,
приставит
Давно слетевшую трубу.
ЗАЛЁТНЫЕ
- Больно прытко разогнался – слишком лих.
Пожалел бы ты лошадушек своих!
Вот возьмут тебя и сбросят у моста.
- Ничего! У них порода ещё та!
Чтоб они и не пытались разнести –
Надо знать, когда поить и как пасти.
А поить их надо только в час ночной –
Чтоб вода была настояна луной,
А пасти на хлебной ниве месяц в год –
Где сливаются и поле, и восход
Да следить, чтоб не ударились в бега.
Что нам вёрсты, что нам звёзды, что снега!
Ишь как здорово бубенчики звенят.
- Э-эй, залётные!.. Вперёд, а не назад!
ОБЛАКО
Свою мне детство вдруг явило милость.
И вот однажды, в беспросветный день,
Неведомое небо мне явилось,
Чьё облако похоже на сирень.
И ветры непонятное играли,
И вздрагивали кончики ветвей –
Где звёздочка,
мерцая,
замирая,
Свистела,
словно синий соловей!
А облако – редело и редело,
Остаться побоявшись навсегда.
Оно стихотвореньем стать хотело.
Его я написать не смел тогда.
Проснулся. За окошком плыли тени.
И ласково меня журила мать.
М стало жаль единственной сирени,
Которую хотел я обломать.
БАЛЛАДА О СНАРЯДЕ
Снаряд, таящий ад
В крапиве у плетня,
Бросал, наверно, взгляд
Не первый на меня.
Толпились муравьи
Вокруг его боков,
И слишком невдали –
Четвёрка пареньков.
И слишком невдали –
Рассветное село,
И слишком невдали
То дерево цвело.
Из доброго гнезда
Птенцы скользили ввысь…
И он, как никогда,
Почуял рядом жизнь!
Из гибельных берлог,
Ломая садик, двор,
Багровый осьминог
К нам
щупальца простёр!
Воронка на лужке.
Неясный чей-то вскрик
У Вовки на виске –
Пять огненных брусник…
МАМЕ
“Жизнь пройти – не поле перейти…”
Километры долгого пути!
Зноя столько, что хоть пруд пруди.
А во фляжке – капелька воды.
Я шагал. Не жаловался. Мог.
Капельку заветную берёг.
От лучей спасался, как от пчёл.
Хоть не жизнь,
а поле перешёл…
Жизнь – не поле.
Пусть невмоготу –
По простору дальше я иду.
И твои слова в моей груди –
Как во фляжке капелька воды.
ОЗЕРО В ЛЕСУ
Подступает вода холодная.
Вьёт серебряную струю.
Опускаю в неё ободранную,
Онемевшую вдруг ступню.
Вот осколок… Да и немалый.
Неприцельно попал в меня.
Там, на дне золотом, дремала
И ужалила вдруг
война!
На деревьях следы металла –
Словно когти чесало зверьё.
И спасенья в воде искало
Опалённое вороньё.
Еле зыблется полдень синий,
По-весеннему молодой,
Отражённый такою сильной
И такою живой водой!
СНИМОК
Фотографирую зеркалкой
Заворожённые леса
И вижу: над сестрёнкой Алкой,
Снижаясь, кружится листва.
Какие маленькие солнца
На зябких крылышках парят,
Летят, как будто в сруб колодца,
В похолодевший аппарат…
Души и света мановенье,
Останови иные дни.
Затрепетавшее мгновенье,
Повремени, повремени.
Хочу, чтоб ярко, ярко, ярко
Сквозь тыщу лет светился лес.
И в нём она – дичок, школярка,
Неулетающий скворец.
… Уйдём… В других дождях намокнем,
Увидим жизни вечера,
Оставив снимки, словно окна
В незащищённое Вчера.
Усталой женщине взгрустнётся:
Какую тыщу лет назад
Она ликует и смеётся
И отгоняет листопад?
ВЕСЕННЕЕ ДЕРЕВО
Если ветер неистово дунет –
Поведёт ветвистым плечом…
Тише…
Дерево думает…
О чём?
В жарком щебете под рассветами,
Заливаясь, журча, струясь.
Меж деревьями и поэтами
Воскресает земная связь.
А весна подарила завязи,
Зарождённые в тишине,
И немало высокой зависти
К той гудящей голубизне.
А весна над глухими дуплами
Разъярённым грачом орёт.
Тише!
Дерево думает…
Ждёт.
Сердцу слышно, как зачарованно,
Затаённо, едва-едва
Распускаются листья,
словно
Удивительные слова.
* * *
Вечер туманной повит пеленою,
И облака тихим светом зажгли
Лунное небо и поле ржаное –
Тайна небесная, тайна земли.
Воздух дрожит – словно два их дыханья
Стали теплы и друг другу близки.
Как ощутимо лучей трепетанье
И продолженье лучей – колоски.
Ах, васильки! Это ветер их сеет.
Ах, облака! Он к заре их несёт.
Чистое поле, как небо, синеет.
Ясное небо, как рожь, зацветёт.
* * *
Время поющих соков,
Звона речной травы,
Врем моих истоков,
Кочующей синевы!
Над радужною околицей
Деревьев и деревень,
Словно глухарь, заходится
Им пробуждённый день.
Время разгула ветра,
Запаха первых крон.
Это душа, как верба,
Пчёл услыхала звон.
Снегом сползает прошлое,
Ливнем одарит высь,
Солнышком растревоженным
Вспыхнет сирени кисть!
Какой соколиной кровью
Сердце моё зашлось,
Когда
соловьиной дробью
Хлестнули стволы берёз!
РЕЧЬ
Весенне говорят в России –
Когда лучи ещё легки
И, обращаясь к светлой сини,
Берёз лепечут язычки.
Волшебно говорят в России!
Я вижу невозможный сад:
На тополях и на осинах
Плоды прозрачные висят.
Просторно говорят в России –
Как будто бы из родников
Нахлынут волны новой сини,
Чтобы опять – из берегов…
Как тихо говорят в России –
Когда дыхание полей,
Теплом последним грея крылья,
Колышет в небе журавлей.
Как ярко говорят в России
Зимой весёлой у оград –
Как будто бы в морозной сини
Костры высокие горят!
ТВОЙ СОН
Выскользнув из оконца,
На листья роняя свет,
Твой сон побежит за солнцем,
Которого больше нет.
Куда ушло и насколько?
Или всосалось в кровь?
Или, как на осколки,
На тысячи светлячков?
Сиянье его скрывая,
В каких золотых цветах,
Поляны ночного мая
Застыли в лесных углах.
Скользкий, как рыба, ветер
Бьётся в сетях ветвей,
При васильковом свете
Заходится соловей…
А ночь глядит в изумленье
Со всех четырёх сторон,
Как лунным скользит оленем
По травам озябшим
Сон.
* * *
Я глаза опустил и поднял –
Словно вдруг потерял кого.
Вот что значит, сегодня понял,
День без голоса твоего.
Я на мир посмотрел с тоскою.
Не сказал ему ничего.
Неужель впереди такое --
Жизнь без голоса твоего?
ЗАБОТЫ МОЕГО ДОМОВОГО
- Нет, очкарик, не проживёшь ты без домового,
Это уж точно я понял сейчас.
Тебя я сегодня увидел злого.
Что-то случилось опять у вас?
Звонила твоя. Говорила колко.
Наверно, что-то опять натворил?
Я, знаешь, чем её успокоил?
Заученным хриплым баском твоим!
Потом её голос светился лаской.
Ты сам разговаривал с ней тогда.
Наверно, здорово удивлялся --
Откуда вдруг взялась доброта?
Что чешешь в затылке дурною лапой?
Думаешь – это пришло само?
А помнишь, как ты сидел и царапал
Такое обидное ей письмо?
Дудки! Не вышел подобный номер.
Напрасно боялся так за ответ:
Я всё переправил и даже новый –
Не хуже тебя! – надписал конверт.
Она не ждала ничего другого,
А ты какую-то чушь кропал.
… Не-ет, очкарик, без домового
Ты бы давно уже, брат, пропал.
Ну поддержи-ка со мной беседу.
Хоть о чём-то поговори…
Скука такая, что сигареты
Я иногда ворую твои.
Знаешь, с тобою давно я свыкся:
Сижу в очках твоих, злой-презлой.
Поэму пишу о проклятых крысах,
Которые сон будорожат мой.
Опять разругался?... Завтра полюбит!
Пока я здесь – ты не будешь злым.
Но напиши на досуге людям,
Как нелегко служить домовым!
ЖУРАВЛИ
Тоскою полны высоты,
Стекают дожди с коры.
Как медленно над болотом
Струится: “Курлы… Курлы…”
Уже миновали поле…
А после минуют степи.
Как будто крупинки соли
Растают в осеннем небе.
И пробежит по склонам
Воздух, от листьев жёлт.
И ветер станет солёным.
И горло мне обожжёт.
* * *
Ветер растягивает туч вороха,
Точно гармоники синей меха.
Робко и мужественно в первый раз
В ливневой музыке мокну сейчас.
Тянутся чувства,
тянутся руки
В чистые струи,
В светлые звуки…
ДВЕ ЯБЛОНИ
Две яблони мои –
Две белых ладони земли,
Две белых ладони мамы.
Опять покидаю их.
Опять, как в игре “Замри!”,
Стою упрямо.
Две яблони.
Посмотри:
Две белых ночных зари.
Я к ним потянусь руками.
Два белых платка весны.
Наивные мои сны
Слетают с них лепестками.
Грущу о доме.
Две яблони, как ладони,
Протянутые из детства,
Баюкают этот миг,
И, словно ребёнок,
сердце
На землю
неслышно
с них…
СУМЕРКИ
Утро лесного вечера.
Тайный заветный срок.
Солнышко недоверчиво
Минет земной порог.
И с высоты весенней
Звёзды глядят светло,
Как его отраженье
Тихо на дно ушло.
Лезут за пазуху леса,
Словно щенки,
ветерки.
Вздрогнет опять завеса
Мерцания и тоски…
Сумерки.
Сердце тает.
И в голубой ночи
Тихо луна роняет,
Как иглы сосна,
Лучи…
ВДОВА
Она прядёт немыслимые нити
(Он – не придёт…).
Летят слова,
и звёзды,
и событья.
Она – прядёт.
Есть варежки ему и свитер даже
(Он -- не придёт…).
И Млечный Путь –
запутанною пряжей.
Она – прядёт.
* * *
А детям слёзы кажутся игрушками:
Ведь каждая – как шарик голубой…
Им не понять,
когда от боли рушимся.
Им хочется потрогать эту боль.
Немножко судьи и немножко олухи,
Ладошками зажмут наш каждый крик…
Из той тоски,
что в горле жгучим оловом,
Мы отольём солдатиков для них.
Побалуем.
В награду пусть останутся
Их ласково-доверчивые сны,
И тоненькие пальчики потянутся
Лепить снежки из нашей седины.
ЗВОН
Окно раскрою в рассвет привольный.
Услышу звон золотой вдали:
То разбивают
радиоволны
Большими
крыльями
журавли!
СТАРАЯ АЛЛЕЯ
Платаны,
Вам встречался Пушкин.
Тогда вы были вровень с ним.
На мостовой одесской – душно.
В тени высокой постоим.
Здесь он стоял, забыв усталость.
Дрожало деревца крыло…
Какая музыка смеркалась?
И что сверкало и влекло?
Но не притронуться вовеки
К тому, чего касался он, --
Взлетают пушкинские ветки
За небосклон,
За небосклон.
ДВА ДЫХАНЬЯ
Это – давнее, и ты уже не вспомнишь.
Или явное?
Я к прошлому прильну:
Это вечер… Это берег… Это полночь.
Таня Янова, мы слушаем луну!
Нарастанье… Нарастанье… Нарастанье.
Таня – с тайной… Изумлённый переплеск.
Это блики – заметались, заметались,
Словно рыбки в море сброшены с небес.
Или, может, это зёрна с чистой выси
Кто-то сеет из далёких млечных груд
В наши души, в наши волны, в наши мысли
И лучистые растении – растут?
Звёзды – молят. Берег – тает. Нарастанье…
Ты – изгнанник. Ты – не смеешь!
Прикоснись…
Жизнь и море, жизнь и Таня, жизнь и тайна –
Только это, только лето, только жизнь!
Только плакать бы светло и молчаливо,
Только верить бы в прозренье, забытьё,
Только слушать бы два ветра, два прилива,
Два дыхании – морское и твоё.
Нарастанье… Озаренье. Нарастанье…
Это сердца неугаданный полёт.
Это белое и звонкое сиянье
Настигает, окружает и зовёт.
ПОХОРОНЫ ДЕЛЬФИНА
Его несли зелёные ладони
И мягко опустили на песок.
Он позабыл о вечном своём доме,
А нового представить он не смог…
И умирал, изрезанный винтами,
И морю было впору голосить.
Но море знало:
В чём-то схож он с нами.
И море отказалось хоронить.
Лежал он, преступленье и загадка,
Среди людской тревожной суеты.
Был свят пацан, ломающий рогатку,
И девочки, несущие цветы…
РЕКВИЕМ ДРУГУ
Памяти Володи Волынцева
1
До обиды оркестры звонки.
Если даже и отзвучат –
Не услышишь ты слёз девчонки,
Разрыдавшейся невпопад.
Этой девочке – отболится:
Будет чья-то ладонь нежна.
Тишина, Володя Волынцев!
Т и ш и н а…
Так ли тихо, как в кабинете?
…Оперировал, чуть дыша,
И просила сна и бессмертья
Чья-то стынущая душа!
От тоски никуда не деться:
Ведь недавно же,
ведь весной
Ты лечил их пороки сердца,
Забывая про свой тройной!
Поправимо? Придут другие?
Как и сотни веков назад?
Лишь снега лежат на могиле,
Словно сброшенный твой халат.
Может, времени и привычно,
Словно кошке мышь подстеречь:
Человек догорит, как спичка,
Не успев ничего зажечь?
Только пепла взлетит пороша
И рассеется от ветров?
… Но в твоём изумлённом прошлом –
Языки,
языки костров!
Запылает опять природа.
Но не сгинет она в золе.
Ты не знаешь и сам, Володя,
Как тепло от тебя Земле…
2
Хорошо ли тебе в моей памяти
С той поры, как ты в ней возник?
Мало времени… Были заняты
Узнаваниями других.
Но опять расправляешь плечи ты,
И недуг тебя не сломил,
И бросаешься
в вир кавельщинский –
В отражённо-лучистый мир.
Ну, выныривай, ну, присвистни!
Это ж просто дурной обман –
Чтоб от светлого берега Жизни
Ты отчалил в густой туман.
Не утопленный, не потерянный,
Ты, Володя, живым-живой,
Пусть природа сомкнёт материю,
Словно воды, над головой,
Пусть никто сейчас,
кроме Вечности,
Не заглянет в твоё лицо, -
Солнце мчится,
и время плещется,
Помнит след твой моё крыльцо.
3
Говорят – мы уйдём в деревья.
Говорят –
Вздрогнут ясени, вспыхнут вербы…
Это что же – рай или ад?
Торжествуют земные напевы!
Пусть любому отмерен срок, --
Память –
Вечно-зелёное древо:
Ни один не спадёт листок.
И не нужен ни крест, ни памятник,
И когда оборвётся путь –
Хорошо ли мне будет в памяти
Чьей-нибудь?
МАШУК
Здесь – море любви и света.
Здесь утром – невпроворот.
В джинсах,
ковбойках,
кедах
Время сюда идёт.
Снова пчелой надсадной
Камеры зажужжат –
Где смуглые экскурсанты
У памятника стоят,
И грифы пустыми очами
Из камня глядят вперёд.
“Здесь птицы – как символ печали…”
П е ч а л и,
экскурсовод?!
Стервятникам – не до таинств:
Веками без перемен
Кружились они, слетаясь
На падаль,
на прах
и тлен.
Зачем они здесь в граните
Над временем поднялись?
Зачем они здесь,
скажите, --
Где память,
любовь
и жизнь?
… Пусть ветер споёт весёлый,
Пусть время споёт стихи,
И пусть опыляют пчёлы
Возложенные венки.
Распустятся вновь соцветья!
Как в вечности рассвело!
Пусть грифы, узрев бессмертье,
Головы –
под крыло!
ДЯДЯ МИША
Иным всё это – и чужое,
А я всегда с собой несу
Весну и небо грозовое
Сквозь мглу зелёную в лесу.
М. Дубневский
Дядя Миша, мне на вас не оглянуться –
Слишком в дальней вы сегодня стороне.
Снова вспомнили о вас, как о безумце,
И от этого – мурашки по спине.
Дядя Миша жил с неведомой тоскою
И мечтал на непонятном зыке.
Это надо же решиться на такое –
Чтоб стихи свои слагать на Машуке!
По ночам жена ворчала: “Снова бредишь?..”
Он вставал, её охватывал испуг.
Дядя Миша измождённый, словно дервиш,
Поднимался на предутренний Машук!
Под сушняк он клал задумчиво страницы.
Наблюдал – не загорелась ли трава.
И взлетали, словно огненные птицы,
Эти строки, эти рифмы и слова.
Говорят, что в Иноземцеве слыхали
Вместе с ветром тихий шёпот из-за гор:
“Мне не надо, чтоб меня вы признавали…
Лишь бы – Лермонтов!.. Да небо!.. Да костёр…”
Я умру, наверно, скоро. Занедужил.
Вы всплакнёте и вздохнёте: “От вина…”
Лишь бы Лермонтов да небо мою душу
Понимали!..
Вам она и не видна”.
Не простите у него сейчас прощенья,
Пусть он спит себе, землёю горькой скрыт,
Жив он, жив!
И не погашено мгновенье –
Где звезда с горящим сердцем говорит!
Нет костра на Машуке.
Лишь звёздный холод.
Но сквозь вечность и сквозь этот звёздный лёд
К дяде Мише тихо Лермонтов подходит
И не узнанного нами узнаёт.
ВВЕРХ ПО ДЕРИБАСОВСКОЙ
А Дерибасовка вечерняя – пуста…
(Нет-нет, я не рассказываю сказки).
Да!
Дерибасовка вечерняя – пуста,
И можно без опаски, без огласки
Пройти по ней, не знающей асфальт,
В обнимочку с озябшей одесситкой,
Звезду в глазах родных поцеловать,
Тайком гордясь чудесной нашей ссылкой…
Сослала нас любовь твоя сюда.
Какой костёр раздули расставанья…
А Дерибасовка вечерняя – пуста,
Но ей тепло от нашего дыханья.
Туман, туман по городу прошёл,
Как из берлоги, косолапо вылез.
Но светится весёлый ореол
Над знаменитой пристанью Гамбринус…
Да будет этот вечер тем хорош,
Что объяснит,
ч т о дорого и свято.
Пусть истину вовек не тронет ложь,
Как Дерибасовка не ведает асфальта.
Мы позабыли суетность свою,
Нам хорошо, тревожно и открыто.
Мы сядем на забытую скамью
Совсем не у разбитого корыта!
Не одолеют зло и суета.
Не доживём до смерти и до ссоры,
Коль Дерибасовка вечерняя – пуста,
Как все, наверно, на земле раздоры…
СТИХИ О ПУГАЧЁВЕ
ВЕЛИЧАЛЬНАЯ
- Гой ты, времечко распевное!...
Разогнали в сердце хмарь
Госпожа Устинья Первая
И… свет-государь!
Будем хвастовать обновами,
По-иному заживём,
Наше горе не верёвочкой,
Сканым поясом заткнём!
- Государыня – как пава!
- Государю нет цены!
- Ходи прямо, гляди браво,
Говори, что вольны мы!
- Государствуй, наша слава!
- И без хмеля мы пьяны!
- Ходи прямо, гляди браво,
Говори, что вольны мы!
- Прогоняйте грусть-отраву!
- Больше солнца – меньше тьмы!
- Ходи прямо, гляди браво,
Говори, что вольны мы!
- …Вот выводит!
Ну и леший!
Так поёт – отдай что хошь.
… Эй, солдатик перешедший,
Что же ты не подпоёшь?..
- Перешёл я без сомнения –
Вам я верно послужу.
Как погодушкой весеннею,
Вашей волюшкой дышу.
Хорошо вы знамя подняли,
Ладной видится мне даль.
Только что же вы не поняли,
Что тоскует государь?
Государыня кручинится,
Как под облачком заря…
Почему же вы без имечка
Величаете царя?
- Я старался аж до одури,
Побожиться аж могу.
Только имя Пётр Феодорыч
Не поётся, ну никак!
И винцом себя промачивал,
И пивцом давно набряк.
Так и этак поворачивал,
Получалось только так:
“Гой ты, времечко распевное!..
Золотой ты наш талан –
Госпожа Устинья Первая
И… царь Емельян!..”
- Я – ЕМЕЛЬЯН!
- Я – Емельян!
Какой я, к ляду, Пётр!
Я – Емельян, слыхали?
Е-мель-ян!
- … Его величество хреновину несёт.
Его величество опять, должно быть, пьян.
Переборщил…
А ну от двери! Геть!
Не чувствуешь – не можется царю?
Что встал, как неотёсанная жердь?
Кому я, сучье семя, говорю?
Куда?..
- …Твоё велицтво, неслух, друг!
Впусти меня и выслухай меня.
Ах, ампиратор,
стало быть, каюк?
Почто так рано падаешь с коня?
Не только ты,
но дело попадёт.
Когда с тебя сорвут златой венец –
Катюшка мозельвейну хлебанёт
Указик подмахнёт –
и нам конец!
- Молчи, казак,
Слова твои – пустырь.
С тобою мне и спорить не пристало.
Вот сладим – и Катюху в монастырь.
Охрану к ней построже…
- Мало,
мало!
Ты думаешь, што на уме у ей
Крутить амуры и точить балясы?
На троне – Салтычиха, дуралей!
Куда охоча до людского мяса!
Уступишь имя – и помрёт звезда,
Как будто бы на свет и не родился.
А што ж с мужицким царствием тогда,
Какое ты построить нам сулился?
- А ну, казак, плесни ещё в стакан.
Порядком ты с тобою заболтались…
Нишкни, дурак!
Я буду Емельян.
Да, Емельян!
И в этом не раскаюсь.
Давно слеза мужицкая кричит.
Пред ней любая в мире – просто слёзка
И мне уже личина
не личит
Голштинского дурного недоноска!
Давно землицу парит тот урод.
А если б жил – творил бы злое иго…
И чтобы весь честной родной народ
Молился за него –
да вот вам! – фига!
Ты не ему теперь,
а м н е служи.
И завтра отличись на жарком деле.
Ну, а покамест сон мой сторожи…
- Твоё велицтво…
Слухаюсь, Омеля!
СУВОРОВ И ПУГАЧЁВ
- Позабыв про беды, про твои изъяны,
Про дела кромешные –
ну что ж, ну что ж, -
Воевал неплохо, Емельян Иваныч.
Ничего не скажешь:
хорош, хорош!
Поделом!
Отменно Кара отметелил,
Чернышову, Муфелю славный дал разгон –
Вышли на прогулку сонные тетер!
Михельсон, понятно, это Михельсон.
Надо было вырваться с замкнутого круга.
Чаю, понимаешь ты теперь и сам:
Надо было сбросить осаду с Оренбурга!
Явно же орешек был не по зубам.
Мало – биться стойко, надо биться ловко!
Чтоб не заставали тебя с открытым ртом –
Передислокация!
Рекогносцировка!
Разве же можно забывать о том?
Вот тебе и клетка… И позор нежданный.
Все твои потуги – вода в решето.
А скажи по правде,
Емельян Иваныч,
Вообще решился на сие почто?
Знать была поистине голова угарною –
Чтобы лезть отважиться на такой рожон.
Можно, маневрируя,
смять любую армию,
Взять любую крепость!
Но только не Закон.
- Ах, Лександр Василич,
в славе и силе
Чаял выбить ворога,
волю добыть.
Ты и сам когда-то, Лександр Василич.
Слово “ретирада” велел забыть.
Ох, тяжёл был камень!
Думал: к чёрту! Сброшу.
Ну какой, Емелька, из тебя-то царь?
… Распахну окошко,
мне кричат: “Надёжа!”
И уж только после скажут:
“Государь…”
Если бы не Панин, не мои иуды –
Довершил бы дело.
Тебе не понять…
Это дело п е р в о е --
зачем и откуда.
А уж дело пятое -
как воевать.
ПУГАЧЁВ – ПАНИНУ
- Отпусти поводья и выслухай меня:
Ваше благородие,
возврати коня!
Говорю по-доброму: слазь, не греши,
Слазь
и к прутьям клетки повод привяжи!
Помнишь битву лютую в Гросс-Егесдорф?
Помнишь,
почему ты от раны не издох, --
Дал тебе поводья, вырвал из огня.
Ваше благородие,
возврати коня!
А меня изменщики обошли гуртом –
Горе, что на мерине я сидел худом...
Эх ты, воля-волюшка, ясный бережок…
Ваше благородие,
вороти должок!
Чалый мой, чалый… Что ж ты, волчья сыть?
Чаял аль не чаял –
кого тебе носить?
Вздрагиваешь вроде бы… Пожалел меня?
Ваше благородие,
возврати коня!..
Что зубами ляскаешь?.. Хочешь съесть?
Вот она –
дворянская ваша честь!
Бьёшь?
Так бей по морде,
Душу не казня.
Ваше благородие,
возврати коня!
САЛТЫЧИХА У КЛЕТКИ ПУГАЧЁВА
- Што молчишь, Пугачище?... Так тебя и растак!
Ишь, какие ручища…
А сожми-ка кулак!
А пройдись-ка походкой, забубённая рвань,
А налейся-ка водкой
и опять бушуянь!
А-а, не в силах… Не можешь?
Получил через край?
Ты цыганскою рожей на меня не мотай!
Я ещё не забыла, как в подклетях своих
В рог бараний крутила вахлаков не таких!
Хоть кнутом, хоть ослопьем – рассуждать недосуг.
Выбивала холопий
непокорствия дух!
Мало срезала, правильно, с вашей шкуры ремня…
Уж теперь, государыня
обласкает меня.
Это верная ласка – мой замок отомкнуть.
Словно праздничек Пасхи – на тебя мне взглянуть!
Ишь какие глазища…
Не глазища – мечи!
Што молчишь, Пугачище?
… Ой, молчи! Ой, молчи!..
ПЕРЕПРАВА
- Эгей, паромщик!
Что ты там затих?
Уж нас немало – правь через Яик.
- Забудь Яик – плывём через У р а л.
- Чего-чего?
- А то, что услыхал:
Чтоб память Емельянову стереть,
Решила Катерина повелеть:
Мол, суть не только в злобе казака –
Страдала самозванством и река…
Яик, Яик,
Ты, батюшка, пропал:
В честь ихнего “ура” ты стал Урал!
- Слыхал, Ванюха?
- Что за дребедень?
Да эту тень не выдержит плетень!
Полки-то их, что сонные стада,
Плелись в поход, как будто с-прод кнута.
В атаку шли, роняя кивера!
И стыд и срам – какое там “ура”…
А мы когда рванулись напролом –
То наше, верно,
было словно гром!
- Ну что ж, паромщик,
взял – перевози…
Но были мы – не мухи на грязи.
Ты людям говори:
мол, знать пора:
Река Урал – в честь нашего “ура”!
ПОЛЕ КУЛИКОВО
МОЛЕБЕН
- Ну и добро выводит Сергий!
- Чай, по писаному ведёт!..
Сергий, он книгочей усердный,
Паче – умный… Не прись вперёд.
- Подойди ко мне ближе, сыне, -
С волей Господа предстаю.
Князь Димитрий!
Свет-господине!
Я победу узрел твою…
Веет ветер далёкой болью.
Солнце с тучей – как рать на рать.
Встали стены живые в поле,
Чтобы каменным устоять.
Вспыхнул свет над землёю, длинен,
Божий мир похож на зарю.
Князь Димитрий!
Свет-господине!
Я победу узрел твою.
Чистый ветер ласкает землю.
Распростилась она с бедой.
Убиенные лик подъемлют
И становятся в светлый строй.
Сам Господь отпускает вины
Тем, кто в честном упал бою.
Князь Димитрий!
Свет-господине!
Я победу узрел твою.
Опустите ж колени наземь.
Подымитесь… Господь вам – щит.
- Погляди, погляди на князя –
Горний свет над челом стоит…
* * *
… Клобук и шлем.
Дрожат лампады светлые.
Оклады в позолоте, как в крови…
Отраден твой молебен, отче Сергие.
В остатний час ты мя благослови.
Благословен будь, Митя. Поусердствуй.
Останься цел – клянись живым крестом!
(…Твою победу зрел я токмо в сердце.
Но как тебе поведаю о том?).
СОН
- Пошто не спишь? Взгляни на Пересвета –
Как отрок, спит… Хоть притворись да ляг.
- Ему-то што: при жизни он отпетый.
- Ему-то што! И кмет он, и монах.
Грехи свои он Сергию оставил.
- Не Сергию, но Богу. Не хули.
… Кружится сон, сбиваясь в птичьи стаи.
То лебеди летят аль журавли?
- Светило вон – и то закрылось тучей.
- Похоже, что в избе горит окно…
Как медлен сон, как будто мёд тягучий!
Наутро брашно будет солоно.
Бела земля… Заране поседела?
И бабы али волки там навзрыд?
Но ты засни. А сон – целитель телу,
И значит, он – тебе наутро щит.
Над полем утомлённый ветер веет,
И Дон течёт, созвездьями журча.
Как долог сон – железо поржавеет!
И краток сон, как будто взмах меча.
Расправь траву… Дыщи ушедщим летом.
К покою припади горячим ртом.
А Родина сперва приснится светом,
А лесом или избами – потом.
ЧЕЛУБЕЙ
- Я в битве отличусь, великий хан.
- Нет, в поединке! А не то, шайтан,
Пока в сады пророка попадёшь,
Расплавленного олова глотнёшь.
… Или дрожат поджилки? Не робей –
Снимай, колчан, “железный Челубей”,
Сам не трудись… Твои хатуни тут?
Пусть кизяком сегодняшним набьют.
- Великий хан, позор не для меня.
Мне нужно лишь достойного коня.
Мне нужно лишь достойное седло.
Великий хан, ты видишь – рассвело…
- О желтоухой падали щенок!
Ты что ж, забыл, где запад, где восток?
Да знаешь ли, чего достоин ты?!
С зарёю спутал русские щиты!
КНЯЗЬ
- Гляди, под стягом… В золоте клинок.
О Господи… Да это же Бренок!
- А где же князь?
- Сховался где-нибудь:
Поди грузён – и стана не согнуть!
Мамайка вон – совою на холме.
И Митрий тож себе ведь на уме:
Глядеть гляди, а в пекло не вылазь.
Известное их дело – хан да князь.
- Зело-о ты, брате, князя подкусил!
Мотри, для сечи недостанет сил.
Оправь кольчугу, пузо убери.
- А хто ты есь, медведь тя задери?
- Не “ты”, а “мы”… Всё дело, брате в нас.
Гляди: един на поле этом Спас.
Едина смерть, или един почёт.
Единый ветер стрелы понесёт.
На нас глядит едина наша мать,
И холм един – иного не видать…
- Да ну тя!
… Вразумлять, вишь, захотел –
Как будто панихидушку запел.
Сам не топчи впустую ковыли.
Ныть недосуг… Они уже пошли!
Постой, постой!.. Клянись на образке:
Коль уцелеем – свидимся в Москве.
А коль поляжем – так уж кость к кости…
- Димитрий! Княже!.. Господи, прости.
БОЙ
- Вот сволота! Не бьётся, а шаманит…
Схлестнуться не заманишь калачом.
Какое же меж нами расстоянье?..
Сейчас конём измерю и мечом!
Ведь это он там крутится, проклятый!
(Считал дары, и аж персты тряслись:
Почто так мало серебра и злата?!
И кмету в очи выплеснул кумыс!).
Ну вот, мурза, и времечко расплаты!
Не жди монет – уздечкою бренчу.
Пусть было мало серебра и злата --
Но я сейчас железом доплачу!
Ишь, супостат! Никак не прорубиться…
Ишь, весь в шелку, а я-то весь в долгу.
… А ты пошто залазишь под десницу?
А получи-ка первую деньгу!
Вот сукин сын! Ведь всё ж таки приметил!
Неужли так-таки и утечёт?
… А получи, второй!
… А на-ко, третий!
Мы денежкам ведём особый счёт.
Великий Спасе!.. Хто ж четвёртый ворог?
Слабею… Белый свет – как вострый нож.
Ужель допёк?
Да это ж чёрный морок!
С мечом на чёрный морок не попрёшь.
Ох, как же он головушку туманит…
Откуда звёзды чёрные зажглись?..
… Какое же меж нами расстоянье –
В мою или в твою поганый, жись?!
БОБРОК
- Залез на древо… Што он там? Оглох?
- Воистину “бобёр”, а не Боброк!
- Сдурел, Кузьма? Ведь не глухой он, чать.
- Тут не молчать потребно, а кричать!
А если там он спятил… Што тогда?
Ведь кровушка течёт, а не вода!
- Слазь, воевода! На портах – дыра…
- Эй, воевода! Где твоё “пора”?
- Вспрянь, воевода!.. Али там вздремнул?
А то мы сами!..
Аль не чуешь гул?
Да ведь они уже к дубраве жмут,
А мы гляделки разуваем тут!
- Кху-кху, монголы!.. Бисмилля Алла-а!..
- … Ну вот, теперь воистину пора.
А ты, кому я стал вдруг нехорош,
Вместях со мной дружины поведёшь.
ВЛАДИМИР СЕРПУХОВСКОЙ
- Встань, Митя, встань… Ты слышишь наши речи?..
Встань к славушке! Твоя победа, брат!
… Да жив он, жив! Помято лишь оплечье.
Должно, по горлу целил супостат.
Не смерть его взяла, а лишь истома.
- Да о таком помыслить даже грех!
… Да не плещи водою из шелома –
Допрежь всего сыми с него доспех.
- Встаю, Владимир… Что ж такое пламя?..
Твоё одеянье не признал…
А хто мене такими ж словесами
Из темноты на солнце вызывал?..
- О чём ты, Митя?
- Слышу и поныне…
- Забудь худое. Отпылала брань.
Ты жив, Димитрий, княже-господине!..
- …Едва упал, как слышу: “Митя, встань…” .
“Встань, Митя, встань…” – как ангельские речи.
“Встань, Митя, встань…” –
(Как холодно спине…)
Да это же… берёзушка лепечет,
От смертушки прикрывшая мене!
СЛЕЗА
- Встань, кмете, встань!
… Да што ты? Аль не в уме?
Ведь шуйцу потерял!..
- Да ведь не щит.
Да не о шуйце, княже, а о куме
Силантии сердечушко болит…
Лентяй он был, конечно, неумеха.
Но рази ж можно, чтоб совсем пропал?
От твоего тягла он, княже, бегал.
Случалось, что и к татям приставал.
Спал у меня, вдруг ночью слышу: “Боже!
Неужто ж я поганей, чем монгол?!”
Доспехи взял, которые поплоше,
И в строй честной без имячка вошёл.
А хто б видал, как он ворвался в битву!..
Неужто с ним не встренемся в раю?
Я встану, княже… Это я молитву
О куме, о Силантии, творю.
Вон грамотки везут берестяные,
Штоб женам убиенных дать ответ.
С их именами встренутся живые…
А кума-то Силантия и нет.
А што ж его семеюшка-то скажет?
Я ж только в сердце имячко свезу.
Отметить бы его…
Да што ты, княже?..
Великий княже, оботри слезу!
ГОНЕЦ
- Ехай, кмете, с челом щасливым
И к Москве подоспей до звёзд.
Воструби, што вернули силу, --
Штоб за тыщу гудело вёрст!
Щит – червлёный, кровь – неприметна.
Прямо щас поснедай и тронь.
… Выдать к`омоня хлеще ветра!
Штобы к`омонь был как огонь!
Ин постой!..
Ты о нашей правде
По-над Доном проскачь, трубя, --
Штоб допрежь красноты в Непрядве
Люд узрети успел тебя.
СЛАВА
- Гой, не падай наземь,
Ясная луна!
- Пой во славу князя,
Первая струна!
- Эх, да заиграйте!
- Разомкнись, туга!
- А во славу рати –
Струнушка друга.
- И во славу Спаса –
Рокот золотой.
- И во славу Часа
Волюшки святой.
- Гой вы, мысли-гусли!
- Каждый станет юн.
- А во славу Руси –
Все двенадцать струн!
1980
