Душа в заветной лире
ГЛАВА 1
СВЯТОЕ ПОЛНОЛУНИЕ ЛЮБВИ
ИЗ БЕЛОГО В АФОНИНО
Венок сонетов
1
Из Белого в Афонино иду.
Ну, слава Богу! Кончились занятья.
Я сразу был в раю в них и в аду.
Последний – математики проклятья.
Квадратный корень – нет, не смог изъять я.
Древесный – ближе в нашенском саду
Афонинском; я в нём душой цвету.
А яблони – ну как девчонок платья.
Ну, слава Богу! Я домой иду,
Смахнув сознаньем злую ерунду –
Котангенсов и тангенсов «приветы»
И прочую безжизненную бредь.
И остаётся только одолеть
Пятнадцать протяжённых километров.
2
Пятнадцать протяжённых километров
Сквозь ночь и вьюгу – это не пустяк.
Хозяйка мне сказала: «Ты, дурак,
Заночевал бы... Двинулся б с рассветом».
Не надо, тётя Лиза... Я и так
Замешкался. Недобрая примета.
Домой! Домой! Сквозь вьюгу и сквозь мрак!
Душа моя – ликующее лето.
Звенят, как пчёлы, в ней десятки строк,
Что на занятьях сочинить не смог.
Как в том бедламе было сделать это!
О, музыка весёлого привета!
Вперёд, вперёд, дорога из дорог!
А мне шестнадцать лет... Шатает ветром.
3
А мне шестнадцать лет... Шатает ветром.
Иду-пою... О чём? Да о любви.
Как видишь, Нина Зуева, твои
Глаза душе отраднее рассвета.
Но ты – гордячка... Как печально это.
Ах! О тебе слова – как соловьи.
Услышать бы в ответ твои, твои
Приветные... Да запропали где-то
Вот в этом белом мчащемся аду.
Иду и спотыкаюсь на ходу
О скованность твою и о сугробы.
Но нет к тебе, мне, право слово, злобы.
Одна любовь – ну чуть ли «не до гроба»!
... Как вьюга разгулялась на беду.
4
Как вьюга разгулялась на беду...
Кружатся прямо пушкинские бесы.
Им что – меня дурачить интересно?
Ну что ж! Дудите в адскую дуду.
А я в ответ – советские вам песни
Про яблони на Марсе, жизнь в цвету.
Она и впрямь цвела бы, право, если б
Не подрубали в страшном том году –
Тридцать седьмом... Узнал я, на беду,
По радио... Газеты преподносят
Культ личности... Кровавую страду.
Как тяжко, видно, Сталину в аду.
Но не жалею! Сквозь метель иду.
Она дорогу с мыслями заносит.
5
Она дорогу с мыслями заносит.
И правильно! Уж лучше бы не знать,
Не вспоминать. Тебя о том не просят.
Тебе – шестнадцать. Главное – не лгать.
И в комсомол так праведно вступать
Из пионеров ты решился всё же.
Но, праведную веру уничтожив,
Казёнщина вдруг стала подступать
И обрывать плоды в твоём саду,
Какие появлялись из соцветий,
Что галстуками красными цвели...
И ложь-метель взвихрилась, как в аду.
Вот и сейчас она мой путь заносит
И с главным вот хоронит ерунду.
6
И с главным вот хоронит ерунду.
Но воскресает главное упорно.
О, золотые солнечные зёрна!
Я вас несу в себе, пока иду.
... Ну что толкнулось в сердце наугад?
Ах, да! В душе опять взлетел Гагарин.
Он высоко нас поднял, этот парень!
Вниз глянуть – затуманивает взгляд.
Земля – в чаду, иль в голубом саду?
«Беречь её нам надо», -- он промолвил.
Нацелены десятки грозных молний!
Не разрядятся! Я не пропаду.
Куда нас вымчат дальше годы-кони?
Не думаю. Шатаюсь, но иду.
7
Не думаю. Шатаюсь, но иду.
Ещё и не дошёл до половины.
Метель взывает голосом глубинным.
Порхают строфы с хлопьями в ладу.
Как хорошо, что здесь никто не дразнит
За творчество, как в школе дураки
Мою тетрадку рвали на куски.
Какой для них был идиотский праздник!
Но вот слова метелью не заносит.
Я их восстановил! Светлы, легки,
Моей души они попрали осень!
И возродили летние деньки.
... Учителя и школа – далеки.
И встречных нет, никто меня не спросит.
8
И встречных нет. Никто меня не спросит,
Кому свои стихи я посылал.
Ответит Исаковский? Я не знал.
К нему воззвал отчаявшимся гостем.
Смеялись надо мною: «Вот нахал!
Кто он? Кто ты?..». Насмешки в горле костью:
Мол, на тебя он просто начихал.
Таких, как ты, букашек можно горстью
Набрать, потом развеять на ветру.
... А Михаил Васильевич ответил
Чрез две недели! Книжку выслал ту,
Где про стихи, как дальше жить на свете.
И есть ответы на вопросы эти:
Зачем? Куда? ...А ночь сулит беду.
9
Зачем? Куда? ...А ночь сулит беду.
Ну вот – опять отчаянье на сердце.
Хотел ходьбою быстрою согреться.
Куда там? Спотыкаюсь на ходу.
Хотя б о палку, что ли, опереться!
Но дерева я, право, не найду,
Чтоб сук сломать – такую ерунду!
Из-за метели мне не видеть леса.
... Ну, вот уж вместо песен – ахи-охи.
И впереди – сплошная целина.
И струи мчатся – как обрывки сна.
... Как Королева Снежная сильна!
И хлещет по щекам меня она.
Мне кажется, что сбился я с дороги.
10
Мне кажется, что сбился я с дороги.
В сугробе шарю дрогнувшей стопой.
Но рыхло всё... Ну, прямо волком вой!
Вот – поневоле вспомнишь и о Боге.
Но ведь меня учили: Бога нет.
Прабабушку, которая молиться
Меня учила, гнали атеисты
От сердца, заслоняя дланью свет
Единственный, она мне говорила,
Способный одолеть нужду-беду.
... Я ж в пионеры вышел в том году,
В неверия зловещую нужду.
И вот – перекреститься я не в силах.
Нелепо посветить просить звезду.
11
Нелепо посветить просить звезду –
Она сама снежинкой запропала.
А было же лучей её немало!
Она мерцала яблоней в саду.
Во сне такою видел я, бывало,
И кланялся заветному плоду.
Сорвать его силёнок не хватало.
И он качался в огненном цвету.
Вот как моя фантазия играла,
Житейскую отринув ерунду.
Для сердца было этого немало –
Себя в небесном чувствовал роду.
... Ишь как пурга опять забушевала!
Я спички зажигаю на ходу.
12
Я спички зажигаю на ходу.
Нелепое, дурацкое занятье!
Надежду поджигаю... Может, хватит?
Туда-сюда... Неужто пропаду?..
... А что? Не первый в этом я отряде.
Погибли в жизни, словно в злой пурге,
Ровесники в свои шестнадцать, кстати! --
Кто почему, кто от чего, кто где.
... Один снаряд нащупал в борозде.
Стал на него, как будто на пороге,
Пороге смерти... После стал нигде.
Другой пропал в клубящейся воде.
Всех не назвать... И сам я буду где?
Бумагу поджигаю... Свет убогий.
13
Бумагу поджигаю... Свет убогий
Моих нескладных тех черновиков
Дорогу озарить мою готов.
Но это же всего светинок крохи.
Да и в душе он слабо греет кровь.
Он был звездой на пушкинской дороге!
Но выстрел оборвал обрывки слов
Божественных! Вот вся «земли любовь».
Об этом размышляю на ходу.
Дорогу ищут--не находят ноги.
Летят за воротник снежинок крохи.
И взор всё не найдёт свою звезду.
Бумагу поджигаю... Свет убогий
Метель сорвала мигом... Но дойду.
14
Метель сорвала мигом... Но дойду.
Ага! Она, злодейка, глуше, тише.
И вижу впереди я, как звезду,
Неясный свет, дрожащий на ходу...
Уж не меня ли встретить кто-то вышел?
Конечно! С фонарём «летучей мышью»
Мой дедушка навстречу... Стал и жду.
И сердце от любви неровно дышит,
Одолевая вьюжную беду.
Он был ко мне порою слишком строгим,
Мой деда... Только с ним не пропаду –
Он заменил пропавшую звезду!
И вот уже дорогу слышат ноги.
Из Белого в Афонино иду.
15
МАГИСТРАЛЬ
Из Белого в Афонино иду.
Пятнадцать протяжённых километров.
А мне – шестнадцать лет... Шатает ветром.
Как вьюга разгулялась на беду!
Она дорогу с мыслями заносит
И с главным, вот, хоронит ерунду.
Не думаю. Шатаюсь, но иду.
А встречных -- нет. Никто меня не спросит:
Зачем? Куда? А ночь сулит беду.
Мне кажется, что сбился я с дороги.
Нелепо посветить просить звезду.
Я спички зажигаю на ходу,
Бумагу поджигаю. Свет убогий
Метель сорвала мигом. Но дойду.
В АФОНИНСКОЙ ИЗБЕ
На досках пола – светлые квадраты;
Так солнце наградило сквозь окно.
Так, значит, мы живём уже богато!
А что там дальше будет – все равно!
ТОПКА ПЕЧЕЙ
Когда-то над деревнею моею
Семнадцать ясных месяцев всходили –
Вот так волшебно здесь топили печи
Хозяйки до предутренней зари.
Сейчас восходит их всего двенадцать;
Из сердца не уходит сожаленье,
И долго над деревней не померкнет
Святое полнолуние любви.
ХЛЕБНЫЙ ДЫМ
Печь пахла хлебушком ржаным,
И караваи коркой рдели,
И возносился хлебный дым,
Роднясь с высокою метелью.
Она туманила окно,
Ему подмигивая кстати;
И было так вокруг родно,
Как в святорусской общей хате.
* * *
Я с плеч сниму душегрею,
Добавлю в печи огня,
Я белый свет обогрею,
Чтоб он не забыл меня.
* * *
В иконе красный угол
В родной моей избе
И в печке красный уголь…
И так тепло судьбе.
* * *
Всё сделаю, пока в любви и силе,
Для мира, для юдоли грешной сей,
Но страшно мне молчание России
К моим делам и совести моей.
СЕМЕЙНАЯ ФОТОГРАФИЯ
- Семёновна, ближе… пожалуйста, ближе к хозяину.
- Валя и Алка, скорее! Вы чем там заняты?..
А вы, Тимофеич, левее, левее слегка.
Теперь поправее: хочу захватить облака.
Внимание! Замерли… замерли…замерли!
… Замерли на века.
ПТАХА
Чудо-крыльями взмахнул
И в былое упорхнул,
И витаю в нём счастливый:
Вот мой сад и вот мой дом,
Вот мой улей за окном –
Живы,
живы,
живы,
живы!
Вот – пошёл с косой сосед,
А в окошке как рассвет.
Это дедова рубаха.
Щебечу ему навзрыд!..
… Он со вздохом говорит:
«Это что ещё за птаха?
Не маши крылом в окно:
Без того в душе темно.
Лучше б спели соловьи.
Неужели ты за горем?..
Мне тебе не жалко зёрен,
Только душу так не рви».
ЛАДОНЬ
Матушка! Да это ж ты, родная,
Положила мне на лоб ладонь?
Господи! Так значит, ты -- живая?..
Тронь мне сердце, радостию тронь!
Я проснулся, но твоей ладони
Я на лбу горячем не найду:
Просто оказался солнцем понят –
Луч его утешил сироту.
КУПАНИЕ
Что-то выплыло из прошлого
И в строку мою вплыло;
Ничего не помню пошлого:
Мне на детство -- повезло!
Все мы, девочки и мальчики,
Раздевались донага
И ныряли в струи начисто!
Улыбались берега.
К нам и солнышко доверчиво
Подплывало ну как язь;
Мы плескались славно в реченьке,
Словно рыбы, серебрясь.
ВОРОЖЕЯ БАБА МАНЯ
Ворожея баба Маня от пчелы меня спасла
(Та зараза под рубашку ненароком заползла
И, конечно, укусила… Я по-чёрному орал –
Даже ночью зазнобило! Даже силы потерял!)
И другими вот ночами издавал всё тот же крик.
… Притащили к бабе Мане – стал как в школе ученик –
И прилежен, и послушен: удивился даже сам;
И мои внимали уши всем молитвенным словам.
И последние запомнил, сохранил в душе внутри:
- Ну, внучок, меня ты понял? Бог на помощь! Не ори.
И молчал я долго-долго в распогоженной ночи,
Принимая в дар от Бога чудотворные лучи.
КОРМИЛИЦЫ
Брели в пыли коровы, как в тумане;
Их слишком рано гнали пастухи.
- Кормилица, - вздохнула баба Маня,
Ломоть бурёнке вынув из дохи.
И та, вкусив, так замычала мило,
Что каждый в деревушке услыхал.
Кормилица кормилицу кормила,
И голод ненасытный отступал.
* * *
У коровы – глаза человечьи,
Полны горя, любви и тоски,
И мычание кажется вещим,
Как язык, что коснулся руки.
АВГУСТ
В поле бродят запахи
Зреющего хлеба,
Полотенцем радуги
Вытерлось небо.
* * *
Вот облачко, как будто стрекоза,
На солнце сев, с него не улетает;
И солнце сонно щурится и тает…
Неужто так рождается гроза?..
ОТДЫХ
Беспредельная низменность эта
Так отчётливо нынче видна
В полусвете шумящего ветра
И в остатках прошедшего дня.
Солнце – ниже… ушла непогода,
Серебрятся и небо и грязь:
Как светло отдыхает природа…
На земле наработалась всласть.
* * *
Близится вечер; стемнело,
Чистая тишь-благодать;
Ночь, как черника, поспела –
Впору луне собирать.
* * *
Небеса под людскими взглядами
То бледнеют, а то темны;
Облака летят над закатами,
Словно в красных рубахах сны.
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Дождь прошёл, заблестели камни,
День просторней и тише стал;
Ветер белыми гребешками
Пруд уверенно причесал.
* * *
Вот радуга… Она душе награда
За весь её недолгий хмурый век;
И в облаке просвет – как след от взгляда –
Так перед смертью смотрит человек.
КАРТИНКА ОСЕНИ
Ах, это золото на сини!
Кружится неба голова;
Трепещут зябко на осине
Последней памяти слова…
* * *
Сбегу-ка в лес – в листву и синеву,
А то от зла-обид едва не спятил.
- Как, как? – там спросит ворон.
- Да живу.
- Так, так! – меня одобрит старый дятел.
СТАЯ
Думалось: туча… А это облако птичье вьётся.
Не исчезай, помедли, не огорчай небосвод:
Хочется знать, какое ты обещаешь солнце,
Или какой вдруг щебет ливнем прольёшь с высот.
* * *
Свист птицы и свет звезды –
Друг в друге, не то что рядом;
Я светел поющим взглядом
Средь пасмурной немоты.
* * *
Облака на ладонях ветра
Перед взором сияют пусть,
Словно чаши с дождём и ветром, --
Я умоюсь и причащусь.
МАЛИНА
Я вижу: туча подошла к закату
И лапами мохнатыми взмахнула –
Как будто рвёт в лесу густом малину
Тяжёлый и приземистый медведь.
* * *
Весна… Предутренний осинник.
Листва и ночь над головой,
Но муравей звезду в росинке
Дотащит всё-таки домой.
* * *
В тени деревьев, облаков
Я притулюсь и вдруг пойму:
Как много здесь былых веков
Земли покинули тюрьму!
Просторно сердцу и уму…
* * *
Жизнь – как умножающийся пламень:
Облака, цветы и листопад;
Позади не умолкает память,
Словно ульи вечные гудят.
ЖИЗНЬ
Дни - ещё не прожиты, солнцем залиты:
Розовые лошади целуют цветы.
Наступает память, облетают сны.
Кто-то поменяет сразу табуны:
Вырублены рощицы, разворован сад,
Вороные лошади яблоки едят.
* * *
Сквозь сон, как сквозь туман, увижу небо,
Где различаю лица вместо звёзд,
И в первый раз подумаю: как слепы
И наша память, и земной погост.
* * *
Нет в этой жизни счастья никакого –
От горя потемнели облака;
Тогда зачем небесная подкова
Прибита над Землёю на века?
* * *
Уймитесь вы, земные ураганы,
И расступитесь, душные туманы,
Луна, дорогу озари с высот;
Сойдите с той дороги, звери, скалы:
Вдова полвека мужа ожидала,
И вот он в сновиденье к ней идёт.
УТРО
Как дрожат под ногами тени,
И опять облака светлы:
Небосвод вызревает для пенья
Ветра, жаворонка, пчелы.
КАРТИНКА РАССВЕТА
Утро. Ветер. И зеркало плёса.
Небо звёзды стряхает с чела,
И заря золотистую косу
Облаками переплела.
* * *
Тучкой лёгкою сквозною,
Чтобы день не остывал,
Словно ложкой золотою,
Ветер солнце помешал.
ВЕСЕННИЙ НАБРОСОК
И мысли и лучи, и травы живы,
И дали неоглядные светлы,
И ветку золотит воскресшей ивы
Виолончель разбуженной пчелы.
* * *
Иду по воде молодой,
Что льдиной когда-то была;
Дрожат облака под ногой,
А рядом – движенье тепла.
У ветра – оттаявший свист
В сверканье раздольных минут,
И розы прозрачные брызг
В сознании долго цветут.
ПРОБУЖДЕНИЕ ДНЯ
День птицами спросонья рассмеялся,
Ну а когда он к людям потянулся –
То облачными белыми ресницами
Растерянно и грустно заморгал.
ЛЕТНИЙ ЭТЮД
С босоногой девочки платьице сбежало…
Девочка прицелилась в речку: раз-два-три!
… Как свеча, над девочкой лилия дрожала,
Освещая девочку изнутри.
* * *
Туча, словно коршун, над землёю пыльною
Разогнала облачный лебединый дым,
И сосна склонилась, как наседка крыльями,
Над зелёным выводком своим.
«ВЕРХОРЕЗ»
Туман зовётся «верхорез».
Деревья в нём стоят забавно –
Без крон; и думать надоест,
Что их здесь срезали недавно.
…Туман совсем не отражал
Напасть бездарную людскую –
Он над деревьями дрожал
За их судьбу невесть какую.
* * *
Ах, что за окном?
Мои сердце и ухо не слышат;
Но главное то, что опять запотело стекло:
Смотри-ка, смотри-ка – земля как взволнованно дышит!
Всё дышит и дышит, нахлынувшей смерти назло!
ДО СИХ ПОР
Свеченье в багрянце и в золоте
И чуть ли не пушкинский взор;
Поэтому осень не в холоде –
Лучами трепещет простор.
ПЛОТНИКИ
Меняют нижние венцы
Избы просторной и нестарой;
О, плотники! Вы молодцы!
Вы поработали недаром:
Вас похвалили по делам,
Вы ими только и живучи;
И солнце подражает вам,
Меняя низ у синей тучи.
ДУНАЕВО
Дунаево… Недолгий мой приют.
Дунаево… Холмы – как паруса;
Иллюзию так рощи создают;
Пусть ураган времён суров и крут –
Плыви село! Будь светел твой маршрут!
И волны пусть тебя не захлестнут!
Не знай, село, печального конца!
ДУНАЕВСКИЙ ПОГОСТ
Здесь смерти нет, хоть кладбище под боком
И чей-то крест согнулся над бугром;
Но мысль сильней, что все живём под Богом
В грядущем, настоящем и былом.
ПО ВОДУ
Эти вёдра несу я долго,
Коромысло дрожит опять:
Эти лунные иероглифы
Разве мыслимо расплескать?..
* * *
Вот облачко, как будто стрекоза,
На солнце сев, с него не улетает;
И солнце сонно щурится и тает.
Неужто так рождается гроза?..
ПОРЫВЫ ВЕТРА
Порывы ветра за окном –
Ну, прямо как раскаты грома!
Или не все у ветра д`ома?
Или он вспомнил о былом?
… Да, здесь вовсю гремели взрывы.
Зачем от прошлого дичать?
И эти скорбные мотивы
Пора, наверно, прекращать.
СТАРЫЙ ОКОП
Окоп, похожий на зигзаг,
Заплыл тяжёлою водою;
Смеётся солнце молодое!
Ему неважен этот знак!
Танцует солнце молодое,
Как в белом платье, в облаках
Над бывшей горькою бедою!
И это праведности знак.
Глядится солнце молодое
Вот в эту глинистую слизь;
А те, кто бились здесь с ордою,
За это и отдали жизнь.
* * *
Летят, на дожди похожие,
Прозрачные паутины,
В печально озябшем золоте
Осенних дорог кольцо;
Словно ребёнок маме
Разглаживает морщины,
Легли два листочка розовых
Озеру на лицо.
* * *
Вокруг пока ещё не осень,
Но жатва неба -- не скупа:
Дождя прозрачные колосья
Летят от месяца-серпа…
ЗИМА
Белый снег над тихой Русью –
Хоть зови, хоть не зови –
Заплутался в чистой грусти
Позабывшейся любви.
* * *
… Вот лиры отлетевший звук
Вдали, как бабочка, порхает;
И сердце долго не стихает,
Переходя в иной недуг.
* * *
Ты, Аполлон, меня поднял
Сегодня вовсе не для жертвы –
Как будто ласковый прожектор
В полночной тьме затрепетал.
И во Вселенной – не темно:
Она давно душой зовётся;
Мильоны звёзд слились в одно
Всё озаряющее солнце.
БОГАТСТВО
Богат я – высот не считаю,
И всё не скудеет добро:
Я царство своё убираю
В созвездий ночных серебро.
* * *
Ни пушкинских, ни блоковских нет дам,
Чтобы моим внимали мадригалам.
Лишь Вечность развернула звёздный веер,
Кометой новой слабо улыбнулась:
«О, как же вы лукавите, поэт…»
НА ЗАКАТЕ
Из высоких рдяных струй
Я совью не ураган,
А значенье высших слов –
То есть всю судьбу свою,
И в ответ на поцелуй
Что дарован свыше нам,
Розу свежую ветров
Мирозданью подарю.
* * *
Сквозь перекличку прошлых поездов,
Сквозь кровь, что вновь измучила виски,
Земным законам, небу вопреки,
Вернись, душа, в телесное гнездо,
Из туч, из непогоды, из тоски
МОЯ ЗАЩИТА
В беде судьба, дела в другом.
А в чём? Да в древней русской славе:
Иконой в золотой оправе
Я от напасти защищён.
УСЛОВИЕ БЕССМЕРТЬЯ
«Условие бессмертья – смерть».
Как с этим всё-таки поспорить? –
Сразиться с тысячью историй,
Из рук у смерти вырвать плеть?
О, как бесстрашно мысли эти
Летят за звёздную межу!
Неумирающий – бессмертен!
Я жизнью это докажу!
О ЛИРЕ
Как лира светит!
Я душою к ней тянусь;
На струнах этих
Я вовеки не споткнусь!
На струнах этих
Я гнездо себе совью;
Как лира светит –
Словно сердце соловью!
* * *
Слышней столетья, чем куранты,
Смешно и стыдно бытиё.
И я живу под солнцем Данте,
А ваше солнце – не моё.
* * *
Ах ты, скорость моя удалая –
Шестикрылый ухоженный конь!
Ах ты, сила моя огневая –
Нерастраченный звёздный огонь!
* * *
Нет! Бессмертье – мне вовсе не бремя:
Я не царь, не преступник, не раб.
Ты качаешься палубой, Время,
Как плывущий сквозь сумрак корабль.
* * *
Быть великим России поэтом
В её звёздный и сумрачный час –
Это значит сражаться рассветом
С лютым горем безумных пространств;
Это значит шагать по простору
С мирозданьем, воскресшим в груди,
И вплотную к родному позору
Подойти и сказать: «Уходи».
* * *
Мой голос и простужен, и негромок,
И весь мой путь – один сплошной кошмар,
Но в самой малой из земных котомок
Несу я вдаль вселенский высший дар.
ПРИЗНАНИЕ
Когда я шёл дорогой
Сквозь лес и ветровал,
Я ничего не трогал,
Не бил, не разрушал.
Когда мне дуло в уши
Средь городов и сёл,
Я никого не слушал,
А шёл себе и шёл.
Лишь ночью долгой лунной.
Вдали от остальных,
Я трогал только струны
И слушал только их.
* * *
Под лёд беды мы провалились все –
Художники, поэты и пророки;
Нас не спасают, нет! – нас бьют баграми,
Родным рукам до нас не дотянуться,
И слишком далеки лучи созвездий,
Пославших нас пропащий мир спасать.
РАЗДУМЬЕ ОБ ИСТОРИИ
История – из молний долгих сеть,
В преданьях грозовых запечатлённых;
Причём любовь здесь? Совесть? И иконы?
Поэтов и пророков ложь и бредь? –
Когда вот в этом неводе негибком
Земля судьбу осмыслила свою;
И мирных дней проскальзывают рыбки,
И оставляют в кольцах чешую.
* * *
Что за ветер мятётся в пустыне? –
Рушит небо, леса, корабли.
Это долго, мучительно стынет
Обожжённое сердце Земли.
ВСЕЛЕННАЯ
Такую ночь нельзя окинуть глазом,
Такая жизнь доверена Звезде.
Благослови меня, Великий Разум,
Мерцающий в предутреннем дожде!
* * *
Я вспоминаю первый День Творенья
И о последнем думаю навзрыд;
А между ними горестное время
В колокола и кандалы звенит.
* * *
Как паутину, разрываю путы
Земных событий, горя, смерти… пусть!
О, сколь веков, о, сколь веков в минуту
Сегодня обнаружит звёздный пульс!
* * *
Под голубым зонтом небес
Вступаю в Вечности просторы
И вижу будущего блеск,
Хотя так хлещут метеоры.
* * *
Природа добрым снам моим послушна,
Как солнце облакам, как ветру – прыть.
Пока она ко мне неравнодушна,
Я буду вечно… буду вечно жить!
ЦВЕТУЩАЯ ГОРА
Гора похожа на цветок –
Огромный, словно лотос, белый;
И озарил её восток,
И росы звёзд горят несмело.
Над ней туман слегка плывёт…
Ах! Это жизни быстротечность.
И кажется: цветок вот-вот
Сорвёт себе на память Вечность.
* * *
Янтарь заката на кольце небес –
Вот перст судьбы… зовущий иль грозящий?
И жить нельзя, наверное, иначе,
Коль перед ним, шумя, склонился лес.
ПОДВЕСКИ
Драгоценные подвески светлых рек –
Украшение красавицы Земли.
Ах! Планета – это тоже человек,
Но ничем её утешить не смогли:
Семь чудес давно погибли; только стон,
Только горе в ощетиненном лесу,
И разбитою короной Парфенон
Не идёт к её усталому лицу.
* * *
Ты шагаешь годами-ливнями,
И они в высоте зажглись -
Чудо чудное.
Диво дивное,
Горе горькое –
Эта жизнь…
* * *
Магистраль шумит ну как река!
Шепелявят шины за окном --
Ты младенец, новый век, пока;
Но когда же речь твою поймём?
* * *
Струится кровь и адский жжёт огонь,
И своего родимого довольно –
Страна раскрыта, словно Вечности ладонь.
Но Вечности сегодня очень больно!
ТРУБА
Обилие плодов и прочие щедроты;
Земля и среди зла щебечет, не слаба.
А рядышком церквей погубленных пустоты,
И каждая – ну как архангела труба.
Гудят в неё ветра такой старинной болью,
Внимает ей такой померкший небосвод;
И показалось мне, что этою трубою
На Страшный Суд всех нас архангел позовёт.
ВСТАНЕТ ХРАМ
Встанет храм, златоглавый красавец,
На земной измождённой груди,
Куполами пространства касаясь,
Где молитвы, лучи и дожди;
Воспарит белокрыло, как вера,
И согреет собой небосвод;
И в него прихожанином первым
Слово Божие тихо войдёт.
* * *
Отечество! Отечество! Воспрянь,
Как ветер, над сгустившимся позором,
И с облаков на землю снова глянь
Таким спокойным, грустным синим взором.
РОДИНЕ
Когда взойдёшь – о том сама ты знаешь,
И будем мы тобой озарены.
О, Родина! Ты, как звезда, мерцаешь
Во мраке опоганенной страны.
ГЛАВА 2
ВЕНОК ПОГОДЫ
(двенадцать акросонетов)
ЯНВАРЬ
Воистину январь суров,
А сединою – он бескраен:
Лукаво прячет сотни слов –
Еловой мудрости хозяин.
Но вот посыпался с окраин
Теней посеребрённых зов,
И блещут сотни жемчугов;
Недолго ими поиграем.
Широк старик своей душой –
Тебе за чистою межой
Укажет путь он без предела –
Бразды пушистые взметнёшь;
О, как волшебно ты сверкнёшь
В родную высь, в родное дело.
ФЕВРАЛЬ
Вхожу в февраль; моё лицо
Алеет от колючих мыслей.
Летят они с небесной выси…
Её приветствую родство!
Недужит снега торжество,
Так мир от зла ещё зависим;
И слишком в нём несладко мыслям,
На миг познавшим Божество.
Шумит февраль -- во всём, во всём:
Тоскою заполняет дом,
Уйдя в трубу горящей печки,
Бурлит на ветреном наречье;
Оно встречается с моим.
Волшебный свет! Волшебный дым!
МАРТ
Волнисто-волокнистый март –
Актёра вздох голубоокий.
Легко мои взлетают строки,
Его приветствуя азарт;
Наивные трещат сороки –
Тасуется колода карт,
И дни – одни летят назад,
Ну а другие синеоки.
Шагает, словно муравей,
Такая призрачная тучка,
Уносит золотистый лучик
Былинкой на спине своей;
От этого светлей и гуще
Весь муравейник новых дней.
АПРЕЛЬ
Весна души моей – апрель.
Ах, как под ветреным сияньем
Легко хвоёй вздыхает ель.
Её задумчивым дыханьем
Наполнен лес, как расставаньем
Тоски и памяти; капель
И свет покрыли в душах мель…
Нам глубоко дышать желаньем
Шаг свой сверять с златым лучом,
Таинственно глядеть на чёлн,
Уплывший вдаль под облаками:
Была да уплыла зима;
Она уж не сойдёт с ума
Вольнолюбивыми снегами.
МАЙ
Ветвисто-золотистый май.
Ах, как звенят златые пчёлы,
Летя как будто из Мещёры.
Есенина слова встречай.
Не только ж лютая печаль
Томила дум его просторы;
И облаков златые горы
Не раз душе являла даль.
Шаги Есенина в ночи –
Такие тихие лучи;
Ушёл он, словно вольный ветер,
Боясь, что кто-нибудь вспугнёт
Очарование высот,
В котором он душою светел.
ИЮНЬ
В июне – света кутерьма,
А бабочки его порхают;
Летают, словно мысли, стаи
Его просторного ума.
Наверное, любовь сама
Так ненаглядно расцветает,
И с неба в душу залетает
На ветре радуга сама.
Ширяй, порывистый июнь,
Тоску пыльцою с сердца сдунь;
У сердца – вечная забота:
Блаженство света испытать,
Очами неба снова стать,
Войдя в бессмертие природы.
ИЮЛЬ
В окне – ленивая погода;
Ах, как медлительна она –
Лучами слов озарена,
Едва плывёт к макушке года.
Наверно, светлая природа
Таит в себе подобье сна.
И так она утомлена…
Над нами небо – как зевота.
Ширь ясноглазая, усни,
Ты в памяти своей храни
Усталый облик нашей жизни,
Больного в ней не пробуждай,
Овей лучами мыслей даль,
Волшебным ветром ярко свистни!
АВГУСТ
Ветвистая струится синь;
Ах, как она уже белёса.
Легко качается берёза –
Ей грустно в шёпоте осин.
Несётся ветер – света сын,
Токуют напоследок грозы.
И в этом нет постылой прозы.
На солнце, словно туча, тын.
Шумит сентябрь… Озарено
Тоски моей златое дно.
Уйду в ветвистое сиянье;
Былое превратилось в дым –
Он стал небесным и родным
В осеннем солнечном тумане.
СЕНТЯБРЬ
Входя в сентябрь, открою дверь
Аллеи, неба, древней рощи.
Легко мне здесь… Намного проще…
Ещё светлее от потерь.
Наверно, так же дышит зверь,
Тоской лучистой полня очи;
И день, идя навстречу ночи,
Несёт ей тёплый свет ветвей.
Шумит сентябрь… Озарено
Тоски моей златое дно.
Уйду в ветвистое сиянье;
Былое превратилось в дым –
Он стал небесным и родным
В осеннем солнечном тумане.
ОКТЯБРЬ
Волшебный месяц мой настал:
А как же? Я же под Весами,
Ловя пушистое мерцанье,
Ещё неясный крик издал,
Ну, и о чём я возрыдал,
Такими окружён сердцами,
И первыми овеян снами?
Наверно, что мой век настал.
Шумел на печке древний кот,
Тоскою осыпался год,
Угрюмый, но ещё победный,
Бродил с медалью рядом дед;
Омыл меня созвездий свет –
Вот почему душой не бедный.
НОЯБРЬ
Во сне рябят обрывки слов.
Ах, как мне хочется заплакать:
Легко летит в ночи любовь,
Её, ворча, встречает слякоть.
Но так рассвета рдеет мякоть,
Так снегопада светел зов,
И так воздушно бремя слов,
На время переставших звякать,
Шалить, бессовестно шуметь;
Теперь листва уже – не медь –
Ушла она под покрывало;
Была--сплыла… А что смогла?
Она, всплеснув, как взмах весла,
Воздушной тишиною стала.
ДЕКАБРЬ
Вот как просторно в декабре.
А это радостно так вьюге!
Летит она по всей округе,
Ероша свет ночной заре.
Но в этой благостной поре
Так думать хочется о друге –
Идти, протягивая руки,
Нет, не к разлуке, не к дыре!
Шум старых писем – тихий шум.
Тоскою овевает ум
Усталый шум былой стихии.
Белеют новые снега;
Овеет памятью пурга
Все имена, тебе родные.
ПРИМЕЧАНИЕ. «Акростих – стихотворение, в котором начальные буквы строк составляет какое-либо слово или фразу» (Словарь Ожегова). В данном случае в каждом акросонете таким образом можно прочитать имя и фамилию автора, что как бы подтверждает известную мысль, что «состояние погоды есть состояние души».
ГЛАВА 3
ЛИЦА, ЛИКИ И ЛИЧИНЫ
АНДЕРСЕН
(акростих)
Ангелы сражались со снежинками;
Не смогли снежинки их занесть.
Добрыми волшебными тропинками
Ехали во сны Добро и Честь.
Розовели над землёй мечтания,
С ними в сердце пели облака,
Единенье расцветало тайное;
Не увяло даже за века.
УЛИЦА АРХИМЕДА
Улица Архимеда.
Генуя назвала:
Вспомнили всё же деда!
Правильные дела!
Вот до чего он дожил!
И говорит: «Ужель?..»
… Жизни закон надёжней
Всех его чертежей!
* * *
Архимед о песчинках молвил,
А Платон – о забытых мирах;
И ловили друг друга на слове,
Рассыпая истории прах
АННА АХМАТОВА
Ах, первый слог фамилии её!
«Достойно» потрудилось бытиё –
Чтобы осталось навсегда в веках
Ахматовское горестное «ах»…
* * *
Под трепетной рукою Модильяни
Ахматова открылась… Но другая! –
Как будто лёгкой линией певучей,
Похожей на щебечущую стаю,
Её художник в воздухе родил.
АХМАДУЛИНА И АХМАТОВА
Как сломалась легко машина…
Миг аварии… миг беды…
В хрупком зеркальце погасила
Два лица, словно две звезды.
Может, время виной закатное;
Может, просто крутой подъём? –
Ахмадулина и Ахматова.
Ахмадулина за рулем.
БАЙРОН
Поэт уснул, он не исчез:
Устал он у огня.
К нему во сне пришёл Гефест,
Поскольку был родня.
И всё ходил, и всё хромал
У очага души,
И всё ковал и диктовал
Слова и миражи…
ЕВГЕНИЙ БАРАТЫНСКИЙ
О, тонкий ум во власти чувства!
О, сердца трепетный простор,
Тоска посмертного искусства
И неба просветлённый взор.
КОНСТАНТИН БАТЮШКОВ
Была бессмертным золотом сума
Полна, но только стала вдруг пустою.
Весь мир страдал отсутствием ума;
И свой ты потерял, узрев такое.
ВИССАРИОН БЕЛИНСКИЙ
Белинский умер в день рожденья Пушкина.
Спросить бы: почему, ну почему?
… Так времени пространство занедужило,
Что ум в любви признался вновь уму.
ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ
Боже мой! Поэт-чиновник?
Провозвестник наших новых,
Предпочесть всегда готовых
Власти сл`ова просто власть?
Говорят: пропал во мраке.
Оказалось, это враки:
Да была ж дыра во фраке,
И душой она звалась…
АЛЕКСАНДР БЛОК
Когда в судьбе его «Двенадцать» било,
Чуть покачнулась стрелка мировая,
Ему давая как-то неохотно
Пожить два-три мгновения в аду.
* * *
О Блок! У нас с тобой одна основа –
Непрядва, Дон и древний стук подков.
Да встретятся два наших Куликова,
Как две ладони средь земных веков!
ИОСИФ БРОДСКИЙ
С изумлённо-утешенным ликом
Он ушёл на закат и восход.
Говорят о поэте великом.
«Кто такой?» -- вопрошает народ.
* * *
Иосиф Бродский полежит в земле нью-йоркской,
Потом в венецианскую прибудет,
И будет грезить о санкт-петербургской
Ненастным солнцем, горестным дождём.
ПАВЕЛ ВАСИЛЬЕВ
Поэт был равен мировой судьбе
И вряд ли бы он перешёл на прозу.
Анафема, проклятый вождь, тебе
За то, что ты сорвал такую розу!
ФРАНСУА ВИЙОН
Его «времён былых снега» -
То рек раскрытых берега,
То брёвен свет на эшафоте;
И женщины, как облака,
Где свет, запутавшийся в плоти.
ВЕРЛЕНУ
(акростих)
Волшебно гаснут на сыром песке,
Едва воскреснув, розовые тени,
Рыданье скрипки слышится осенней;
Луна же в соловьиной вновь тоске.
Есть в сердце уходящий тихий дождь;
Но ты, поэт, не с ним, не с ним уйдёшь –
Увянешь лишь в божественной строке.
ЛЕОНАРДО ДА ВИНЧИ
Я живопись услышал Леонардо:
С картины перед нашим миром зла,
К добру в своих руках склонившись взглядом,
Мадонна «баю-бай» произнесла.
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Там, где комет седых стада,
Есть Вознесенского звезда –
Вот так увенчан пик карьеры;
Но к ней землянам не летать –
Поскольку нечего искать,
Где не бывает атмосферы.
МАКСИМИЛИАН ВОЛОШИН
Волошина природа изваяла,
Воздушный облик в каменный вобрав;
Он жил в лучах, но прожил очень мало;
Подумать время есть, в чём был неправ.
ВОЛЬТЕР И ШЕКСПИР
«Британским пьяный дикарём»
Вольтер повеличал Шекспира –
Ухмылка среди жизни пира!
Но сам пригубливал-то ром! –
С приправой тысячи кощунств
И в рукописи, и на сцене.
… Эх ты, французское затменье
Свет Божества забывших уст!
ПЁТРУ ВЯЗЕМСКОМУ
Ты, Вяземский, так много пережил!
Хотя наделал множество ошибок,
Добра ты больше всё же совершил,
И в жизни ты погибнуть не спешил,
За что тебе огромное спасибо.
ЮРИЙ ГАГАРИН
Мир его согрел влюблённым взором.
Это взор ещё небесней стал:
Человек промчался метеором,
А вернувшись, славой засиял!
ГЕРОДОТ
Геродот из Галикарнасса
Эти сведения записал -
Над пергаментом наклонялся,
И в словах бушевал металл:
«Эти эллины! Эти варвары!
Их деяний не схоронить.
Ах, в столетьях не оборвалась бы
Эта рдяная злая нить».
Но задумывался историк
Средь подаренной тишины:
«Неужель жить на свете стоит
От войны до другой войны?..»
ГЁТЕ
Была для Гёте книгою природа;
Страницы перелистывали ветер,
Волна и снег, разгорячённый ум;
Закладками же были те мгновенья,
Что Фауст-Иоганн остановил;
Потом читатель сам в ней стал страницей
Под тяжкою обложкой переплёта;
Но мысль его струила на обложку
Всё тот же бесконечный звёздный свет.
МИХАИЛ ГЛИНКА
Глинка, новый Орфей, завораживал
И гармонией слух услаждал,
Но, судьбой похороненный заживо,
Из сгустившейся бездны дышал;
И когда подошла Эвридика,
Протянула спасения луч,
Не поверил он – глянул он дико,
Растворился средь звуков и туч.
НИКОЛАЙ ГОГОЛЬ
Гоголь так струил сентенций дым,
Что Жуковский с Пушкиным смешались:
Посидев на лекции лишь малость,
Вышли с пониманием таким –
Что руками можно развести!
Закурив, промолвили без фальши:
- Он и здесь решился возрасти.
Как занятно… невозможно дальше.
* * *
Смех Гоголя кружится, словно снег,
На дураков ложится, на дороги –
Чтоб показать не то, как мы убоги,
А как мы стать могли бы чище всех.
ГОМЕР
Гомера внутренние очи
Увидели сквозь щит Ахилла
Смерть Гектора за смерть Патрокла,
Стенанье трудное Приама,
И Одиссея в злом Аиде,
И людям это донесли.
Вобрав беду, любовь и доблесть,
Набрякли очи, словно тучи;
И волнами вдруг восклубились
Под днищами у кораблей.
* * *
Нет у Гомера дорических звуков,
Лишь ионийская древняя речь,
Море смешавшая с долгою скукой,
Чтоб Одиссея в пути уберечь.
МАКСИМ ГОРЬКИЙ
Он умирал в обугленной постели,
А умер – словно дверь в огонь открыл;
И Сталин с Ворошиловым хотели
Узнать, о чём он с Богом говорил.
* * *
Горький звал расправляться с природой;
Неподъёмно мне это читать.
Им избитая, смотрит сквозь годы,
Словно горькая Ниловна-мать.
ОБ АЛЕКСАНДРЕ ГРИБОЕДОВЕ
Алмазный фонд... Алмаз с названьем «Шах» -
Вот и во что вместился Грибоедов.
А многие вместятся просто в прах,
Сияния и боли не изведав.
АЛЕКСАНДРУ ГРИНУ
«Над каждым власть Несбывшегося…» --
Грин,
Ты беспощадно-правильно заметил;
И снова мы Несбывшимся горим,
Испорченные вымыслами дети.
Сменяется оно бедой и мглой.
Но разве же бывает мгла крылата?
И алы над кренящейся Землёй
Полотнища восхода и заката.
ИВАН ГРОЗНЫЙ
Смешалось византийское коварство
С российскими и блудом и безумьем;
И время в руки страшные совало
Молитвенник, щипцы, топор, петлю.
* * *
- Убил я сына! Слышите?.. Дождались?..
Всё вы! Всё вы-ы!.. – завыл, шатнув алтарь.
Но здесь бояре уж не убоялись –
Вокруг него кольцом парчовым сжались:
- Вставай! Дела другие уж заждались.
Ты разве человек? Ты – государь.
НИКОЛАЮ ГУМИЛЁВУ
О, Гумилёв! Ты был всё время новым,
И нам твоих прозрений не забыть;
Но здесь не солнце останавливают словом,
А сердце Родины хотят остановить.
ДЕНИС ДАВЫДОВ
Стихи он бросил всё-таки писать,
Но было поздно, слишком было поздно;
И всё мерцала в гриве чёрной прядь
Не сединой, а изморозью звёздной.
ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ
Говорили, что в аду он был;
Он, хотя и жил с обличьем чёрным,
Жизнь и Беатриче озарил
Светом тёплым, ласковым, нагорным.
ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
Да! Он воистину державен!
И очень многое он смог:
Конечно, Богу не был равен,
Но был и стон, и свет, и вздох.
ФЁДОРУ ДОСТОЕВСКОМУ
О, Достоевский! Где добро и зло?
Одно другому вроде помогает –
И топором Раскольников махает,
Чтоб покаянье после расцвело.
Исканье Бога нервно и темно,
И в мире снова сумрачно и тесно:
Раскрытое небесное окно
Так далеко… гораздо ближе бездна.
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
Мечтал журнал Есенин основать.
Сгубили, опорочили, не дали.
Остались сожаленье и тетрадь.
Я в этом напечатаюсь журнале!
* * *
Есенин молвил мне: «Держись,
О, витязь глупый неуёмный!»
И объяснил, что значит жизнь –
Конь розовый зари бездомной.
«Сумеешь оседлать – берись»
… Конь ржал раскатом дальним грома,
С ним рядом звёздочки паслись.
ЕВГЕНИЮ ЕВТУШЕНКО
О том, что вам несладко,
Мы из газет узнали –
Вас бить пошли словами
Кому не надоест.
Евгений Евтушенко!
Вас, говорят, «распяли»,
Но вы с крестом взлетите! –
Не так тяжёл ваш крест.
ЕКАТЕРИНА II
С чудинкой всё же матушка была –
Сказала: «Влейте в жилы кровь России,
Немецкую ж из тела откачайте –
Быть русской я воистину хочу».
Но кровь России вкруг неё и так,
Как океан разбуженный, шумела
И в`олнами могучими толкала
На гулкие бессмертные дела.
ЖАННА Д`АРК
То ведьма, то всей Франции сестра;
Сожгли, потом канон провозгласили.
И крылья разведённого костра
Её опять то в рай, то в ад носили.
МАРШАЛ ЖУКОВ
Жуков – маршал в орденах и звёздах,
Словно честь средь тёмных тусклых душ,
А его сознанье -- в дымных вёрстах
И в огнях салютов и «катюш».
* * *
Жестокий Жуков чуть ли не святым
О нём в воспоминаньях глядится.
…Конечно! Он Победу через дым
Иконою пронёс – таким земным
И беспощадной совестью судим.
Не безучастной! В этом стал родным
Земле и небу!
И Победа – длится.
ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ
Певец во стан российских войск пришёл,
И там его вострепетала лира,
Как маленькие ласточкины крылья
Перед грядущей огненной грозой.
ИОАНН АНТОНОВИЧ
Он мог владыкой стать на русском троне,
Крепить единство и самодержавье,
Но стал царём кручины одинокой,
И даже здесь недолго он царил.
ОБ ИММАНУИЛЕ КАНТЕ
«Ты понял, Кант, что жизнь материальна?» --
Так некто на плите его черкнул.
А Кант ответил: «В ней всегда есть тайна»
И ветром в звёздах горестно вздохнул.
НИКОЛАЙ КАРАМЗИН
О, первый русский литератор,
Что рассчитал лишь на перо,
А деньги – лишнее добро;
Он был безденежен как автор,
Но состоятелен в бесед
Уме (они текут как надо)
И в тусклом золоте монет
Руси откопанного клада.
* * *
«История» Карамзина –
Россия здесь не в заточенье,
Но в пробуждении от сна
И болевом предназначенье.
КАЛЛИМАХУ
«Поём средь тех, кто любит звон цикад»?
…О, Каллимах! Луга уже завяли,
Кузнечики на небо ускакали;
К Олимпу приближающийся ад
Услышит нашу музыку едва ли.
КАТУЛЛ
(акростих)
Кровавый Рим отведал слов его;
Ах, как он ошалело заметался! –
Тоски, любви и света торжество
Узрело оживлённое пространство.
Ловил поэт в то время лёгкий сон,
Любовных слов счастливый перезвон.
ДМИТРИЙ КЕДРИН
… И умер Кедрин от ножа.
Что от судьбы потом осталось?
И долго зябкая душа
В окно земное всё стучалась.
Но там решили: это дождь
И ветер шастают ночами;
И он, уняв сырую дрожь,
Вздохнул воздушными очами.
И поманили в небо звоны
Воспетых им бессмертных дел;
И сам он после, как икона,
На жизнь прошедшую глядел.
И наклонялись ниже лица –
Его им было не видать;
И было незачем молиться,
Где надо было убивать.
СЕМЁН КИРСАНОВ
Забавлял, растоптав нездоровье;
Пот, как слёзы, катился со лба.
Грустный клоун закашлялся кровью –
Вот Кирсанова суть и судьба.
КЛЕОПАТРА
Да! Клеопатра умерла достойно,
К себе приблизив с жалами лукошко,
Увитое осенним виноградом:
Что жизнь земная –
Змеи среди гроздьев,
О том царица ведала давно.
О КОЛУМБЕ
Родился в Генуе Колумб
И дверь закрыл родного мира:
Средь миль седых – за румбом румб –
Вошёл в простор морского пира.
Пред ним попятилась беда,
Хотя он был, конечно, хрупкий…
Хозяином он стал тогда!
Плыл из Америки сюда
И задымил Европу трубкой.
АЛЕКСЕЙ КОЛЬЦОВ
Шумела степь, когда в неё он шёл;
Когда же умер – сразу замолчала;
Сейчас она шумит в его стихах
По-прежнему и зябко, и просторно.
МИХАИЛ КОЛЬЦОВ
Его заметил сам Хемингуэй.
Был от вождя не сразу он в опале.
Восславил он, как ангелов, зверей;
Они за душу милую сожрали.
ИВАН КРЫЛОВ
Вот дедушка Крылов среди зверей.
Но только жаль: не в баснях время длится.
Как был бы поражён старик, ей-ей,
Что морды поменялись вдруг на лица.
Но суть одна – звериный произвол:
Никто из них с когтями не расстался,
А в целом мир как был тогда осёл,
Так им, по сути дела, и остался.
МИХАИЛ КУТУЗОВ
Кутузов меж Бородиным
И обречённою Москвою
Один был с горем на один,
Белея горькой головою.
Уж было некуда седеть,
И волосы вставали дыбом;
Фуражку он спешил надеть –
Чтоб это видеть не могли бы.
В душе – орудий волчий вой,
И тучу он смахнул устало,
Где, словно дым пороховой,
Мечта возмездия витала.
ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР
«Посредственность!» -- все уши прожужжали,
Не замечая, как он белокрыл.
Так Пушкин говорил о нём? Едва ли:
Он лишь журил, а вечность подарил.
ИСААК ЛЕВИТАН
Амбары так ломились от плодов!
Ещё и розы поздние цвели,
И облака им подражали вновь,
Дрожа над благоденствием земли;
И наплывал взволнованный туман,
Внимая потускневшему жнитву,
И отряхал смущённый Левитан
С озябшей кисти рдяную листву.
МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ
В четырнадцатом Лермонтов родился,
Но сколько о двенадцатом сказал!
Он вовремя на свете появился,
Но не на том сражении упал.
* * *
Открыта ночь и помыслам, и Богу.
Шагать легко под звоны звёздных пчёл.
О, Лермонтов! Не эту ли дорогу
Увидел ты и вдруг с неё сошёл?..
* * *
Сыграйте, Лермонтов, на флейте;
Хоть мир давным-давно оглох,
Но вы тоску свою излейте;
Помогут ветер, солнце, Бог.
МИХАЙЛО ЛОМОНОСОВ
Михайло Ломоносов, минералы
И ямбы, и трактаты совмещая,
В одну коляску столько впряг лошадок!
И всё слышней в грядущем бубенцы…
* * *
Михайло Ломоносов на Венеру
Взглянул… И грустно встретились два взгляда;
И в первый раз надменная планета
От света знанья взор не отвела.
АЛЕКСАНДРУ МАКЕДОНСКОМУ
Где, Александр, твои завоеванья?
Лишь мрак и прах, остуженная тишь;
Её вздымая, в огненном преданье
Свистишь мечом, а мыслью не свистишь.
О МАРКСЕ
Маркс не любил человечество;
Что же стихи он писал?
Кажется: полный провал!
Но рассусоливать нечего;
И на недолгую «трещину»
Тяжкой подошвой зловещею
Вновь наступил «Капитал».
* * *
До Маркса человек – венец творенья,
А после Маркса – полное ничто.
Как ты с себя могло позволить, время,
Сорвать бандиту Божие пальто?..
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
«Агитатор». «Горлан». «Знамя века».
И великим, и малым он был.
Как искал он в себе человека!
А нашедши, его погубил.
МАЯКОВСКОМУ
«В грамм добыча, в год – труды» –
В том поэта назначенье?
Мне сейчас не до руды –
Добываю я свеченье.
ОБ АЛЕКСЕЕ МЕЖИНЕ
Поведали: здесь Межин жил, поэт,
Да только, жаль, стихов не сохранилось;
Но светит над могилой Божья Милость
Черёмухой… И вечен этот свет.
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА МЕНШИКОВА
Могилу смыла быстрая река,
А срубленная церковь – не поддалась;
От Меншикова многое осталось,
Что не схватили струями века.
МИКЕЛАНДЖЕЛО
Как художник сгорает заживо,
Как при этом душой не лжёт!
Что вместил в себя Микеланджело?
Слово «ангел» и слово «жжёт».
СТРАНА МИКЕЛАНДЖЕЛО
«Ночь» Микеланджело темна,
Хотя пластична в светлой неге,
И вся в переживаний снеге –
Душою в этом вся видна.
… Ах, скульптор! Как твоя страна
Изображений, изваяний
К воображению нас манит!
И взором утренним видна.
А сам давным-давно в тумане,
Ну как в плаще… И, значит, жив –
Ни в чём не мёртв, ни в чём не лжив,
Хоть и сегодня мудр и странен.
Ах, скульптор! Как твоя страна
Темна, тепла и холодна…
МОЦАРТУ
(акростих)
Мерцай душой, о, Вольфганг Амодей!
О «Реквиеме» траурном не думай –
Цари и пой, звучи в душе моей;
А это кукиш гибели угрюмой.
Ранимый мир – не мёртвый, а святой:
Там нет могилы пополам с мечтой!
У сердца – жизнь с божественною думой.
НАПОЛЕОН
Столицу взял, конечно, скоро он,
Но не побрякал в воздухе ключами
И долго стыл, раздумьем погружён,
Как в кровь, в её вскипающее пламя.
СЕРГЕЙ НЕЛИДОВ
Сергей Нелидов город основал –
Вернее, дал сему местечку имя;
И поезда по имени грохочут,
И далеко слыхать – почти до звёзд.
НИКОЛАЙ II
Когда он предложил разоруженье,
Все стали лишь сильней вооружаться;
Проснулись революции и войны
И бросились с ножами на него.
ОКТАВИАН
Октавиан император заумствовался стихами,
Но в храм войти к Аполлону ему не хватило сил,
Поскольку средь войн и казней он осквернял дыханье,
И чуждое имя «август» он месяцу подарил.
ПАГАНИНИ
Сменилось удивленьем любопытство –
Скрипач на скрипке сердцем прозвучал
Так радостно, так горестно, так чисто,
Что воскресил начало всех начал.
… Мир потрясённый сразу замолчал:
Он был похож так мало на артиста –
Он за кулисой горя одичал.
* * *
Я слышал скрипку Паганини
В руках маэстро… Нет обид.
Меня вы слушайте отныне –
Она во мне теперь звучит.
БОРИС ПАСТЕРНАК
Он в высший мир ушёл без сожаленья,
Когда вовсю цвела-лучилась твердь,
И новою строкой стихотворенья
Ему сирень набормотала смерть.
* * *
… И было небо серо-голубо,
Когда в окно он выглянул устало:
Пил с Байроном, курил с Эдгаром По,
А жить пришлось, выходит, с кем попало.
ПЕСТЕЛЬ
… И Пестель Пушкину сказал,
Что нужно прежде разоренье,
Чтобы потом построить время,
И Пушкин грустно промолчал.
ПЕТРАРКА
Вот встретились Лаура и Петрарка,
Как в святость перешедшие грехи, --
И сердцу на мгновенье стало жарко;
А дальше – холод… холод и стихи.
ПЁТР I
Хлеб отнял он тогда у морехода,
Сам взявшись за такое ремесло, --
И штормовою хриплою погодой
Россию на века заволокло.
Он плотничал – летели с кровью щепки.
Десятки дел. И пыточных речей.
Почто он отнял, плотник этот цепкий,
Попутно хлеб у сотен палачей?..
ПЛАТОН И АРИСТОТЕЛЬ
(По мотивам фрески Рафаэля)
- Что ж ты молчишь, учитель? Что за вид?
И что за свет в просторном этом зале?
- Мы в вечности сегодня, Стагирит,
А для людей вчера мы всё сказали.
ЭДГАР ПО
Ворон каркнул : «Nevermore!» --
Будто крикнул: «Помолись!» --
И сбежала, словно вор,
От певца былая жизнь.
ГРИГОРИЙ ПОТЁМКИН
… Всё это болтовня, ослиный трёп:
Мол, он императрице деревеньки,
Написанные кистью на пространстве,
Как признак благоденствия, казал.
Была Екатерина Алексевна,
Как говорится, не подслеповата
И уж, конечно, не по глупость дура –
Чтоб кукиш за другое принимать.
Уж коль она к себе его позвала
Не только за утехой, но за славой, –
Была Екатерина Алексевна,
Пожалуй, зорче, чем сама судьба.
ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЁВ
Ах, мужик, мужик! Ты осрамился
Кровушкой лихого хвастовства:
Не венец златой с тебя свалился,
А твоя шальная голова.
АЛЕКСАНДР ПУШКИН
На высоту и чувств, и созерцаний
Поднялся он… И даже не Кавказ,
А сам Олимп под ним вдруг оказался.
Лишь Аполлон парил с ним наравне.
АЛЕКСАНДРУ ПУШКИНУ
Спасибо, Пушкин, вам за инструмент:
Он всё такой же золотой и юный;
Его я, взяв, попробовал на свет –
И засияли зорями вдруг струны!
ГРИГОРИЮ ПУШКИНУ
Нет! Прадеда в тебе я не признал.
Прости меня за это вероломство.
Ты – воевал. Надеялся. Страдал.
И на тебе закончилось потомство.
ИВАН ПУЩИН
В Михайловское к другу ты приехал,
Шампанского привёз… О, благодать!
И вскоре о поступке этом эхо
Единой славой начало гулять.
О РАДИЩЕВЕ
О, «бунтовщик похуже Пугачёва»!
Уставший зверем, деревом стонать.
А человеком столь узрел! Ещё бы!
И не схотел такого забывать.
… Листами мигом вздыбилась тетрадь –
Вот как власа взметнулись средь стыдобы!
СТЕПАН РАЗИН
Дошёл до края грозный атаман
И глянул вниз: мечты его разбиты.
- Сарынь на кичку! – выкрикнул Степан
Под топором замест святой молитвы.
Ничей нигде не раздавался плач,
Лишь пробежала дрожь по русским лицам.
Не слышали ни Бог и ни палач,
Лишь сатана простёр навстречь десницу.
АРТЮР РЕМБО
Рембо два века строчками скрепил
И несколько созданий напечатал,
Потом продолжить это «позабыл» --
Работы просто край был непочатый!
- Что с ним? Наверно, духом умерщвлён? –
Заждавшаяся публика гадала;
И лишь свеча его вбирала стон,
И жизнью непонятной трепетала.
Когда ж он завещание издал,
Где адским летом чуть ли не растаял,
То даже экземпляра не продал! –
Вот в жизни чем поэт себя прославил.
НИКОЛАЙ РЕРИХ
Скрипично линия звучит,
Ах, линия береговая
В душе творца; а он молчит,
Таинственное постигая.
И переходят с ней на холст
Как выполнение заданья,
Движенье волн, дрожанье звёзд
И удивленье мирозданье.
ПАМЯТИ РОБЕРТА РОЖДЕСТВЕНСКОГО
Что с Роберта Рождественского взять?
Он жил, как жил, и пел, как пел… Помянем.
Как тяжело его мы схоронили
Вослед за им воспетою страной.
НИКОЛАЙ РУБЦОВ
Рубцов мрачил общаги зданье,
Как не ручной, но добрый зверь, -
Толкалось лысое созданье
Из двери в дверь, из двери в дверь.
Его лупили, словно грушу,
Случалось, урки и скоты,
А он опять в погибших душах
Искал зелёные цветы.
НИКОЛАЮ РУБЦОВУ
Таких рысаков ты не ведал в утраченной жизни:
Осёдлана Вечность! Рука – с напряжённой уздой.
Ты будешь скакать по холмам утомлённой Отчизны,
Но конь твой однажды споткнётся о памятник твой.
САФО
(акростих)
Свет обделённый – вот судьба твоя.
Ах, почему же стали вдруг обузой
Фиалковые кудри бытия,
Отяжеляя взор десятой музы?..
* * *
Неужто со скалы Левкады в море
Ты бросилась?.. О, как же это глупо! –
Пускай во имя и неразделённой,
Но надо жить во имя Красоты.
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
Под маскою влюблённого шута
Как ты рыдал… И слёзы, выбегая,
Жемчужинами света становились;
Их подобрали далеко не все…
СОКРАТ
Сократ взял чашу, выпил неизбежность,
И смерть покрыла пологом его;
Почувствовал он в ней такую нежность,
Какую не знавал ни от кого.
АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН
Могучий бык над распростёртым дубом
Стоит и говорит: «Аль не признал?
Вновь встретились… А как же? Что ж ты думал? –
Не зря ж тебя телёнком я бодал».
* * *
Я не возревную к вашей грустной славе,
Но, её усвоив, понял я одно:
Как же одиноко, Александр Исаич,
Звать звезду и солнце в русское окно.
ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА СОЛОУХИНА
Роняет век, отринувший добро,
Из заскорузлых и неловких рук
Последнее эпохи серебро!
А дальше -- медь и жесть, и глины стук…
СПАРТАК
Спартак сказал: «Мы в пропасти спасёмся».
И лестница в неё змеёй скользнула;
И, позвонки её перебирая,
Шептал он: «Тише, милая, шурши…».
ИОСИФ СТАЛИН
Жизнь Сталина – отверстая могила,
Смерть Сталина – закрытый адский дом;
Тень Сталина кого усыновила –
Тот стал совсем заметным подлецом.
* * *
И Сталин, и Гитлер, и Ленин,
Чья с вашей сравнится виной? –
Вы сколько убили вселенных
На малой планете одной?..
АЛЕКСАНДР СУВОРОВ
- Ставь их во фрунт,
Сажай за дело в карцер,
Но всё-таки к солдатикам с любовью:
Давай им отпуск, поновей шинельку,
Крест на могилку тож не забывай.
АЛЕКСАНДР СУМАРОКОВ
Пришёл, шатаясь, в старенький трактир,
Присел, нарядным рукавом елозя
По русской заскорузлой пыли-грязи,
И водочки на всех он заказал.
И после стал читать стихи с надрывом;
И пьяницы, хотя не понимали,
Но хлопали ресницами тревожно
И слушали, и слушали его.
ИГОРЮ ТАЛЬКОВУ
Что, Игорёк Тальков, глядишь из бездны?
Скажи: тебе сейчас в ней высоко?
Сражённый влёт, ты стал певцом небесным.
Ах, как тебя услышать нелегко!
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
Поэт великий жил с большим грехом,
И грех, в конечном счёте, перевесил;
И бросил Солженицын трудный ком,
И ворот был его дыханью тесен.
ЛЕВ ТОЛСТОЙ
Уже не слова высшего посол,
А просто дед с померкшей бородою,
От самого себя ушёл, ушёл!
Но повстречал бессмертие с бедою.
ВАСИЛИЙ ТРЕДИАКОВСКИЙ
Звезда Василия Тредиаковского,
Как солнце в синяках, в набухших пятнах;
Во все века живут в кровоподтёках
Чело Поэта и его душа.
* * *
Он побои Волынского скрыл
Под тяжёлой нарядной личиной,
И под ней он стихи прохрипел
На потешной игрушечной свадьбе;
И всё дальше и дальше он жил,
На размерах больных спотыкаясь,
Натыкаясь на подлые взоры
И обидой кровавя тоску.
ФЁДОР ТЮТЧЕВ
Заметив паутинки тонкий волос,
Услышав Божий возглас, он приблизил
К очам души и время, и природу,
И милые лучистые глаза.
АФАНАСИЙ ФЕТ
Стог сена, на котором он лежал,
Увиделся мне вдруг его планетой;
Он так её обхаживал, лелеял,
Растя в ней изумлённые мгновенья
И неумело их оберегая
От злых идей, как от смертельных ос.
* * *
Фет на заре Россию разбудил
Всем щебетом её весенних красок
И ангельским полётом свежих крыл;
Но где-то рядом возрыдал Некрасов –
Как будто волк в чащобушке завыл.
ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ
Ты мудрым был, о Велимир,
Но только умер вот некстати,
Оставив нам смятенный мир,
Как продолжение тетради.
* * *
В зарницах - туч седых верхи:
То без воды, без сна, без хлеба
Сжёг Хлебников свои стихи
И грустно мечется по небу.
ГАЙ ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ
«Aut Cesar, aut nihil» -
Он сказал веков на сто;
Но когда спалил он книги,
Стал он меньше, чем никто!
О ЦИЦЕРОНЕ
«Бумага не краснеет; это правда», --
Так Цицерон когда-а ещё промолвил…
И сам он не краснел, а лишь бледнел –
То изменяя Цезарю с Помпеем,
То голос повредив устами Брута,
Себя уж не считая Демосфеном,
Наткнувшись на Катулла эпиграмму.
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Марина, не завидую тебе:
Твой ум в одно отчаянье облёкся –
И муж агентом был НКВД,
И мир – душил.
И сын – почти отрёкся.
* * *
«Моя специальность – жизнь», -- Цветаева написала.
О! Это уметь же надо – смеяться, грустить, бледнеть.
Её специальность так замучила, запытала!
И жизнь ей в ответ сказала: «Моя специальность – смерть».
ХАГАНИ
О, Хагани! Ислам и православье
Твоё больное сердце привязали
К себе, как наклонённые деревья,
И умер ты от страха, и прозрел.
ОМАР ХАЙЯМ
Сбылось пророчество Хайяма:
Его могила – в лепестках…
О, в поцелуях светлых прах
В любви им созданного храма!
АНТОН ЧЕХОВ
Грустный врач на времени момент
Мир лечил, не знал честнее доли,
Уронил в испуге инструмент
Пред грядущей гулкою бедою.
ФЁДОР ШАЛЯПИН
Шаляпин возит в баночке сверчка,
И тот ему всё время подпевает –
Вот так дуэт с Отчизной возникает,
Хотя она, как солнце, далека.
Но прихоть эта боль не победит,
И вскорости умрёт сверчок певучий;
В чужой земле надолго зазнобит,
Как будто бы в сырой замкнувшей туче.
ШЕКСПИР
(акростих)
Шито-крыто: был он или не был?
Есть Ромео и Джульетта, Лир,
Короли, шуты, жизнь с ядом, хлебом,
Совесть с нищетою на потребу –
Пир небесный и кровавый пир!
И весь мир – один больной Шекспир –
Родина заплаканного неба.
МИХАИЛ ШОЛОХОВ
Он солнце чёрное Григорию
В степи обугленной явил;
А дальше было просто горе
С больным присутствием могил.
ОБ ЭЙНШТЕЙНЕ
Пространство, время, тяготенье,
Их зыбкая взаимосвязь –
Где засветился ум Эйнштейна,
Звездою новой становясь.
Но относительность теорий
И времени круговорот
Топтало уж земное горе
Шагами гитлеровских орд.
Смотрел философ и учёный
Уже совсем издалека,
Где стала жизнь дырою чёрной,
И даже, может, на века.
ГЛАВА 4
РУСЬ ПОЗВАЛА…
Даль России – прозрение слуха;
Этим смерть одолеет страна;
Жизнь России для чуткого уха –
Болевого простора струна.
* * *
Духа золотистые вершины
Вместо облаков увидел я;
Лес вдали – как свежие дружины
Русского родного бытия.
* * *
Дочь Ярилы, Зорька Ясная,
Средь событий и утрат
Ты взгляни мне в сердце страстное,
Как и тыщу лет назад.
ЛЕЛЬ
Спой, Лель, у древа мысленных желаний
На ласковой пастушеской свирели.
Недолго спой… Снегурочка растает.
Успеешь ли её поцеловать?..
* * *
Да! Русские князья непобедимы!
Хотя порой спасались от погонь,
Зато вздымали к небу вместо дыма
Старинной чести праведный огонь.
* * *
Междоусобицы терзали
Мою рассветную страну,
Но даже половцы не взяли
В полон России тишину.
* * *
Да! Слава Родины, не спорю,
Не кровь на медленном позоре,
Не пред тираном зябкий страх;
Неиссякаемое море,
Где свет гуляет на просторе,
И в нём всегда утонет враг.
* * *
Какая древняя краса
Облокотилась на леса…
На ней заря – как плат широкий;
И ждёт, как с битвы сына мать,
Иль мужа уж вдове не ждать?..
О, взгляд с туманной поволокой…
* * *
Девятый век. Россия зацветает.
Языческая в ней гудит молва;
Разносят облака и птичьи стаи
Неведомую силу Божества.
РЮРИК
Варяг? Да полно! Так уж и варяг…
На Русь пришёл за славой, не за данью;
И первым поднял свежий русский стяг
На все больные вёрсты и преданья.
ИГОРЬ РЮРИКОВИЧ
И доблестен он был, и раздираем
В своей душе и алчностью, и честью;
Потом они в деревья превратились,
И к ним его древляне привязали
И отпустили в злые небеса.
ОЛЬГА
Ты даль веков испытывала взором,
И ветром стал твой протяжённый взгляд.
Княгиня! Твои мысли по простору,
Как птицы подожжённые, летят!
ЧЕРЕП СВЯТОСЛАВА
Знай, печенег, какой ты череп взял
И златом оковал его, как чашу.
Ты руки-то сперва в реке помой,
А уж потом кумысом причащайся.
… Да ты ж коснулся русской славы, чести,
Тобою по бандитски убиенных;
Но суждено им всё-таки воскреснуть
Густыми и высокими лучами!
И грязной тучей, только грязной тучей
Твоё бесславье растворится в них.
ВЛАДИМИР
Темна, как Днепр, языческая речь;
В ней засветилось Словом суесловье –
Он Русь крестил, из ножен вынув меч.
Ах, как потом смешались кровь с любовью!
СВЯТОПОЛК
Где брат твой Глеб? Поведай Святополк.
Где брат Борис?.. Не отвечает время.
Его же ты невинной кровью сжёг!
И каково тебе сейчас в геенне?..
ЗАГАДОЧНЫХ ЯВЛЕНИЙ СВОД
(По мотивам летописей)
911
Явилась звезда великая
Собой показав копьё, --
Предвестье грядущего лиха ли?..
Как время встречало её?
И люди простились с любовью,
Её разменяли на злость,
И время рассветною кровью
Над миром ослабшим зажглось.
912
Зимою погорело небо,
Взошли багряные столпы;
Качаясь, двинулись нелепо
За горизонт под стон толпы.
Богатыри страны небесной
Пролили рдяные лучи;
Сверкали молнии над бездной,
Похожие на их мечи.
ОЛЬГА
… И Ольга подошла к реке Великой,
Где лес шумел смятением дубрав
Пред светом, где сияли сотни слав, –
То озарялось время Божьим ликом.
О, как она воспрянула душой,
Дивясь неизреченному блистанью
Тепла и благодати Высшей Тайны;
И этот свет был сердцу не чужой.
Потом был отражён на куполах
Построенной в честь Троицы здесь церкви;
И блики те святые не померкли
В молитвах, душах и родных мирах.
1092
Не звон на улицах, а стон!
И рыщут бесы, словно люди;
А люди, возмечтав о чуде,
Попали к дьяволу в полон.
Не смеют выйти из домов;
А если кто дерзнёт – восплачет
И пропадёт во мгле незрячей,
И не понять, где грязь, где кровь.
…А после засуха была –
Леса горели и болота;
Поганых было без числа –
Вели на русичей охоту.
Недуги вслед за ними тож –
То за грехи нам всем досталось;
И приминалась всюду рожь,
Зато вражда вовсю вздымалась.
1096
Дивное чудо нашли!
Мы о таком не слыхали:
Горы полнощной земли,
Нас оглушив, закричали.
В Югре случалось сие,
И новгородцу Гиряте
Так объяснили некстати:
- Это стенают во мгле
Скверну творившие тати.
Их Александр заточил –
Тот, что прозвали Двурогим;
Встать не хватает им сил,
Выйти – не знают дороги.
Их не жалей никогда:
Сразу же сбросят оковы,
И разразится беда:
Голову вскинет вражда
В мире бесовски багровом.
Мимо скорей проходи
И не вступай в разговоры;
Божью молитву прочти –
Это надёжней запора.
1102, январь - февраль
Был свет как будто от луны;
Потом она сама явилась
И так тревожно засветилась,
Что позабыли люди сны.
Пошли ряды недужных дней,
И солнце в огненном недуге
Явило странные нам дуги,
Как будто хомуты коней.
И все молились поутру
В неугасимой той печали:
О! Только б, Господи, к добру
Нас эти скакуны примчали!
ЮРИЙ ДОЛГОРУКИЙ
Эх, Юрий Долгорукий! Что за слава? –
Приехал на охоту, угостился,
Попарился, прилёг в опочивальне
И уж во сне Москву и основал.
ЯРОСЛАВНА
Ярославна коня не сдержала.
Чт`о был Игорю женщины стон?
Всюду было затменье металла,
Ну а солнца затменье – потом.
КОНЧАК У ИГОРЯ
- Здоров ли, князь?
- Как будто бы здоров.
И сыт и пьян, но я о чести стражду –
И свет Руси затоптанных костров
Мне лучше утолил бы зренья жажду.
ИГОРЬ СВЯТОСЛАВИЧ
Князь до Дону добежал,
Князь умылся, причастился,
Князь по времени плывёт
На волнах сереброструнных.
ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗЕМПЛЯР
О, если б Песнь об Игоря полку
Тогда бы чудом не переписали, --
Она бы уцелела? Да едва ли! –
Пожар, Наполеон пришли в Москву.
И запылал последний экземпляр,
И в нём князья не выдержали муки,
И Ярославна, словно Жанна д Арк,
Вздымала обезумевшие руки!
О НЕВСКОЙ БИТВЕ
- Как звати короля?
- Картавый Эрих.
- Его угомонили мы теперя –
Небось и заикаться даже стал.
- Гаврилушко Олексич наш удал –
Наехал на проклятый струг по шнеку!
- Ну а Збыслав Якунович! – потеха! –
Их, как в лесу деревья, посрубал.
-А Яков Полочанин, княжий ловчий, -
На полк с мечом!
- А Миша даже проще –
Пешком бросался аж на корабли!
- Но боле отличился Ярославич:
Он Биргеру чело копьём подправил:
- Вот те печать от нашенской земли!
ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
Всходило солнце, стороны сошлись,
Трещали копья и мечи секлись,
Был лёд покрыт рудой, а не водою;
И озеро растаяло тогда:
Глотнув остатки вражьего стыда,
Поморщилось пучиною святою.
А князя встретил весь кричащий Псков –
Перекрывал он звон колоколов,
И в воздухе него сияла слава,
И славе этой не было числа!
Она сейчас небесной ратью шла
С хоругвями налево и направо
ПОХВАЛА КНЯЗЮ ВСЕВОЛОДУ БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО
О, Всеволод! Ты и гнездо, и птица,
И ясность благодатная высот,
И даже воздух, что вокруг струится,
В котором честь российская живёт.
ВАСИЛЬКО РОСТОВСКИЙ - БАТЫЮ
- Служить в твоей охране я не буду;
Да это ж значит изменить судьбе.
Нет, хан! Не запишусь вовек в иуды
Я к Родине, тем более – к тебе.
МИХАИЛ ЯРОСЛАВИЧ ТВЕРСКОЙ
Да! Он во имя княжества Тверского
Колодки испытал и гибель злую,
А после был наказан князь забвеньем,
И эту казнь с трудом он перенёс.
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ ТВЕРСКОЙ
В вопросе трудном: «Тверь или Москва?»
Вдруг спесь взвилась над славой и рассудком,
Воздвигла перед Истиною стены,
И этот град таранила Москва.
ИВАН КАЛИТА
Иван добился права от Орды
Дань собирать со всех родных просторов;
Творил жесточе всяких приговоров! –
Бросал нужду в объятия беды.
Обозов шли несметные ряды
В татарщину; колёса вязли в глине:
Земля держала! Держит и поныне
Всё, что идёт «куды-то не туды».
Иван плечом подталкивал!
Мечом в Твери неповоротливой махался;
Простор родною кровью обагрялся…
Да что теперь, да что теперь о том?..
Вот так народ Руси объединялся,
Чтоб раздробиться пред бедой потом.
* * *
Был князь хитёр, но не смирён,
И сердце храбростью дымилось:
На сорок лет забрал в полон
К себе татарской силы милость.
ИВАН КРАСНЫЙ
Говорят, что только за обличье
Он вошёл в историю… А разве
Плохо это?.. Ну-ко рассудите:
На великом княжеском престоле
Не тиран угрюмый в багрянице,
Не ягнёнок с волчьим лютым сердцем,
А младой красавец чернобровый
Красотой небесною сиял!
О ПОБОИЩЕ НА РЕКЕ ВОЖЕ
(Разговор очевидцев)
- А помнишь, как ступили за Оку?
- А как же!
- А ещё тебе реку:
Бродила жадность в тёмном их полку,
Когда нас Вожа с ними разделила.
Прорвались к нам!
- А Митрий – молодцом!
Ударил в лоб, помолодев лицом:
Сошлась, мол, жизнь с проклятым их концом --
Вот так в крови надежда забурлила.
СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ
И птицы и звери на Сергия зов
Откликнулись мигом – сбежались, слетелись,
И с ними делиться ему захотелось;
Открыл он окошко, отбросил засов,
Нашарил черствеющий хлеба ломоть --
И крошек хватило всем тварям свирепым.
И с ним поделился за это Господь
Святым и яснеющим в совести небом.
* * *
Поставлю на чистую скатерть
России застенчивый вид,
И грустная Божия Матерь
Участьем его освятит.
СОЛНЦЕ РУСИ
- Ночь на Руси… Но будет ли рассвет?
Темно от бед ненастного покрова.
-- Но вот смотри: светлеет от побед,
А солнце – это Поле Куликово!
* * *
Туман, как перед Куликовской битвой,
Набряк, налёг на мысли и уста,
Но светится в нём солнышком молитва
За Русь родную Господа Христа.
* * *
О Господи! Твоя святая воля -
Дать свет душе, вдохнуть в неё мечты.
Вся наша жизнь – как Куликово поле,
А смерти нет, поскольку рядом Ты.
* * *
Словно утром крестами кметы
Перед сечею злой тогда –
Так душа обменялась бессмертьем
С Полем Родины навсегда.
ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
Князь – возрыдал,
Но, слыша вражий звон,
Он вынул меч
И в ножны бросил стон.
ПЕРЕСВЕТ И ЧЕЛУБЕЙ
Есть Пересвет, есть Челубей.
Их свёл на полюшке не случай:
Нет! Между ними даль скорбей
И дым вражды – как ад горючий.
* * *
Великий князь промолвил: «Не сробеем»,
Стряхнув с шелома искорки росы,
А копья Пересвета с Челубеем –
Две молнии начавшейся грозы!
* * *
Знаменье битвы Куликовской
Я вижу, Господи спаси:
О, как подвижен стяг московский
Под ветром уж всея Руси!
* * *
Во все стороны кони помчались,
Чтоб победу Руси возвестить;
Вслед им мощные кроны качались –
Поклонялись и чтоб не забыть.
О! Святая зелёная прыть!
* * *
Чтоб победы день не омрачать,
Раненых попутно оставляли
Тем, кто их решался сберегать
И на ноги после поднимать;
И взвивала стяги снова рать;
Ну а боль и горе были дале.
* * *
Пугая лошадей, в реке резвилась рыба,
А рядом солнце с ней; и князь сказал: -- Добро!
Родимая земля, за всё тебе спасибо,
За эту благодать – за злато-серебро.
* * *
Колокола Коломны вновь встречают
Димитрия в его святом бессмертье;
Они, как время, над землёй гремят
Набатом человеческого духа.
И тот, кто этот звон хоть раз услышал,
Душой посеребрённой потянулся
К позолотевшей светом синеве.
* * *
Какое солнце и какое поле!
Каким созвездьям золотом звенеть!
Как много здесь, везде российской боли!
Какое сердце надобно иметь!
* * *
Страна в спасение одета,
Не зарься на неё, Орда:
В кольчугах утреннего света
Грядут в столетья города.
* * *
Я всё-таки нашёл себя, нашёл! –
Кричу о том светло, самозабвенно,
Хоть говорят: сказавший вслух про это
Немедленно и тут же погибает.
… Да! Я, в конце концов, себя нашёл
В могучем и волнительном пространстве,
Где Космос и История смешались,
Где блещут звёзды, очи и мечи.
… А погибать мне всё-таки придётся
Десятки раз с великими князьями
И смердами за Русь, за жизнь, за веру
И с ними в новых песнях воскресать.
НА КРЫЛЬЦЕ
Легонько звякнули запоры,
И створки двери – нараспах;
Я вышел… Родины просторы
В лесах, лугах и облаках.
Я опущусь на дно морское,
Я полечу за облака,
И всюду Родина со мною –
Везде, как солнце, высока.
ЭПИЛОГ
ПОДРАЖАНИЕ ПУШКИНУ
Брожу ли я вдоль улиц шумных…
А. Пушкин
Брожу ли я вдоль улиц грязных –
Таких, как, впрочем, жизнь сия,
Иль среди лиц однообразных;
Они мне – вовсе не друзья,
Или склоняюсь над тетрадью,
Когда запели петухи,
В которой кстати и некстати
Мои слагаются стихи,
Гляжу ль на петушиный гребень
Вдали воспрянувшей зари,
Я говорю: - Как грустен жребий
К кончине мчащейся Земли!
Она, увы, не стала раем
Ни для меня, ни для кого,
Но как легко её теряем,
Не получая ничего.
Я говорю: - Да это сказка,
Что я пока ещё живу,
И как моя ничтожна ласка
Ладонью, гладящей траву…
А чтобы время стало светом,
Нужна такая, право, мощь,
Что помогает к небу лету
Поднять высокий шелест рощ.
О, если бы она настала
И озарила все края,
О, если бы не убывала
Святая сила бытия!
И пусть живёт движенье света
И впереди, и позади,
И пусть родимая планета
У нас колотится в груди.
